– Со временем к нему привыкаешь…
– А когда вы начинали его есть, он ведь вам не нравился, не так ли?
– Да, не особенно.
– Тогда почему вы продолжали его есть?
– А почему вы едите моллюсков, запеченных в тесте?
– Потому что я люблю их.
Римо улыбнулся, а Верильо засмеялся.
Римо пожал плечами:
– Что я могу добавить к тому, что вы мафиози?
Верильо расхохотался.
– Знаете, если бы это не было так смешно, это было бы серьезно. Я полагаю, что итальянская община страдает из за алчности некоторых итальянцев. Страдают доктора, юристы, зубные врачи, преподаватели, продавцы, трудяги, вроде меня. Я просто уверен, что всякий раз, как ФБР не может раскрыть преступление, оно норовит арестовать первого попавшегося под руку итальянца. Убежден в этом. Вы итальянец, ваши предки были итальянцами?
– Возможно. Не знаю. Я вырос в приюте.
– Где?
– Мне не по душе эта тема. Согласитесь, не очень то приятно быть в неведении, кто были твои родители, откуда ты родом.
– Может быть, в вас есть восточная кровь?
– Вряд ли. Я думаю о Средиземном море, к югу от Германии, и о Севере от Ирландии до Сибири на востоке. Вот примерно такой разброс возможностей.
– Вы католик? – спросил Верильо.
– А вы торгуете героином?
На этот раз Верильо не засмеялся.
– Это уже оскорбление. Что вы хотите этим сказать?
– Ничего, просто хочу выяснить – мафиози вы или нет и не торгуете ли героином.
– Это уже чересчур, – произнес Верильо, бросил салфетку прямо на тарелку с телятиной, наградил Рима полным ненависти взглядом и удалился.
С Верильо хватит, подумал Римо, – зерно брошено в землю.
Шефа полиции Брайана Дугана поддеть было не на чем. Он раз пятнадцать упомянул о своей приверженности католической церкви, об участии в социальных программах типа «Очисти – Отреставрируй – Почини» и особенно гордился своей программой укрепления общественных отношений.
– Мы учим наших полицейских, как надо относиться к ним.
Брайан Дугам сидел за письменным столом, над которым висел портрет Франклина Делано Рузвельта. Стол был завален всякими мелочами, и среди них – пресс папье в виде статуэтки и американский флаг на небольшой подставке. Портрет Рузвельта пожелтел от времени.
– К ним? – переспросил Римо.
– Ну, вы понимаете. К ним. Проблемы города.
– Не понимаю, – сказал Римо и, положив ногу на ногу, стал что то рисовать карандашом в записной книжке.
– Ну, сами знаете. Цветные. Черные. Выходцы из Африки.
– А, они?
– Да. Они, – гордо ответил шеф полиции. Лицо его сияло, ясные голубые глаза блестели; он нервно перебирал веснушчатыми пальцами.
– Я слышал, ваш город становится героиновой столицей страны.
Римо следил за голубыми глазами. Они оставались спокойными.
– Героин – это серьезная проблема, – сказал шеф. – Растущая национальная проблема.
– А какова ваша доля?
– Не понял.
– Какова ваша доля? Ваша прибыль от наркобизнеса? – повторил Римо небрежным тоном.
Шеф полиции не принял этот тон. Он уставился на Римо сверкающими голубыми глазами – воплощенные неподкупность и мужество. Губы плотно сжаты.
– Вы обвиняете меня в пособничестве торговле наркотиками?
Точно такая же интонация была у бывшего шефа Римо, когда Римо, будучи полицейским в Ньюарке, однажды оштрафовал за неправильную парковку патрульный автомобиль, посланный шефом за выпивкой к Рождеству.
– Но кто то должен покрывать торговлю наркотиками, – сказал Римо. |