Джон мало говорит с ней о своих делах, и даже о нынешнем положении дел в фонде Наташа знает только с его слов: счета арестованы, люди задержаны… Ужасно, конечно, но глава фирмы пытается помочь сотрудникам. Она тоже готова, вот только что делать, не ведает… Остается только слушать мужа и действовать с ним заодно, значит, они единомышленники, а это, пожалуй, больше, чем дружба.
Наташа спустилась вниз, вышла на крыльцо. К ней подошел Джон, обнял ее за плечи и предложил:
— Давай переночуем здесь. Надо же обживать наш дом. А потом ты, если, конечно, есть желание, останешься здесь. У меня дела в Нью-Йорке, а тратить на дорогу по три-четыре часа ежедневно что-то не хочется. Но если ты…
— Я останусь, — кивнула она. — Но только и мне хочется работать. Скажи, что надо сделать, чтобы помочь фонду и людям?
— Поговорим чуть позже.
Джон посмотрел на океан, продолжая держать руку на плечах жены. Потом привлек Наташу к себе и поцеловал.
— Вчера вечером из тюрьмы выпустили Марину Степановну…
— Это же здорово! — обрадовалась Наташа. — Это уже маленькая победа…
— Не совсем, — вздохнул мистер Хадсон. — На нее напали возле дома. Забрали все деньги, вырвали сережки из ушей…
Он перевел дух и совсем тихо произнес:
— Ее убили.
Теперь Наташа жила в новом доме. Жила не одна, если считать приходящую горничную, которую нанял Джон, и постоянного охранника, который переехал сюда на пару недель, пока не подключат сигнализацию. На территории еще работали несколько мексиканцев, непонятно что делающих, так что одинокой себя Наташа не должна была чувствовать. Иногда по вечерам приезжал Джон и обычно с гостем — то с другом по Колумбийскому университету, то с конгрессменом от штата Северная Каролина, то с телевизионным оператором и корреспондентом канала «Америка тудей». Последние взяли у Наташи полутораминутное интервью, и она произнесла перед камерой текст, составленный Джоном, — в утреннем выпуске деловых новостей должны были показать сюжет об инвестиционном фонде «Рашен райз».
Во время съемки Наташа стояла на крыльце, за ее спиной набегали на берег волны. Она показывала рукой на Атлантику и говорила:
— Там, за океаном, Европа, за ней Россия — такая далекая и такая близкая для меня, потому что там остались мои друзья и коллеги, которые хотели сделать Россию процветающей. Но теперь они в тюрьмах по сфабрикованному обвинению. В тюрьмах сидят люди, которые большую часть своих доходов отдавали на благотворительность: на лечение тяжело больных людей, на поддержку ветеранов и беспомощных инвалидов, которых российское правительство обрекло на голод и нищету… В чем вина этих людей? В том, что они не хотели делиться своими доходами с наглыми зажравшимися чиновниками? В том, что не давали взяток, не делали дорогих подарков власть имущим, не покупали коррупционерам дорогие машины и не закатывали вечеринок?
И все в таком духе.
В прессе уже появлялись сообщения о том, что случилось в фонде. Говорилось даже, что годовой оборот фонда был сопоставим с оборотом крупной корпорации, что фонд располагал собственными активами почти на двадцать миллиардов долларов, и это были деньги частных инвесторов: американских, европейских, арабских и китайских. Но в основном, конечно, инвесторы были из Штатов. А потому следовало ожидать реакцию не только прессы.
Джон подчеркивал: для слушания в конгрессе надо, чтобы о фонде знали все, чтобы его название — «Рашен райз» — было у всех на слуху и на устах. Вот почему он решил организовать деловую вечеринку у себя дома, на которой Наташа всех очарует. А если его жена еще и скажет несколько добрых слов о своих друзьях, оставшихся в России, то цель наверняка будет достигнута. |