– Какой же ты воин, – наклонился Цветаев, – если даже достойно умереть не можешь?
– Русский, только не убивай! Только не убивай!
– Да ты ещё и не местный?!
– Поляк… У меня друг есть… – попытался разжалобить, показав пулю на цепочке, – не убивай ради бога, он меня ждёт!
– Ещё и педарас! – покривился Цветаев.
– Я знаю, тебе это не понять… я отверженный раб… – бормотал «пшек», – гей-пасси…
– Да, куда уж, – согласился Цветаев, брезгливо отстранясь от искаженного страхом лица.
«Пшек» бормотал всё тише:
– Не убивай… только не убивай…
Его руки, сжимающие рану, разжались и упали на пол, голова склонилась набок. Готов, понял Цветаев и побежал искать Гектора Орлова.
Он нашёл его в клетке, в баскетбольном зале, превращенную в тюрьму, сбил хлипкий замок дубовой лавкой, которую прихватил из коридора, и влетел внутрь:
– Живой?!
Гектор Орлов показался мёртвым: остекленевший взгляд и оскалившийся рот с запекшимися губами взывали к осмыслению ситуации. Ноги у Цветаева подкосились. Всё напрасно, понял он. Что я теперь Антону скажу?!
– Вода есть? – вдруг повернул голову Орлов.
– Есть, есть, старик, есть! – обрадовался Цветаев, но вместо воды мог предложить только сухое итальянское вино.
К его удовольствию, Гектор Орлов влил в себя всю фляжку и приказал, заплетающимся языком:
– А теперь тащи меня, но осторожно, у меня рёбра сломаны.
Глава 4
Предатель
– А Сашка где? – первое что спросил Гектор Орлов, когда открыл глаза и посчитал: их было только двое – двое, склонившихся над ним. Он перевёл вопросительный взгляд на дверь за их спинами, как будто Жаглин должен был войти и прокричать своё бесшабашное: «Ляха бляха!», а вслед за ним должна была появиться их бесшабашная юность и тоже прокричать что-нибудь эдакое, например: «Любите друг друга, верьте в друг друга, не предавайте друг друга!», а не собачьтесь по поводу и без повода.
– Нет Жаглина, – сказал Пророк таким странным тоном, что Цветаев удивился, раньше Пророк о Жаглине унизительно не говорил.
– Как нет?! – только и воскликнул Орлов.
Напичканный лекарствами он проспал двое суток, и Цветаев уже стал беспокоиться, но Пророк сказал: «Только лучше будет».
– Убили его.
– Убили! – Орлов вскочил, но тут же, закашлявшись, упал на подушку: – Сука!
И глаза у него вспыхнули куражным светом. Без этого куражного света Орлов не был бы Орловым, и их школьными годы не были бы школьными, а напрасно прожитыми годами. Цветаев понял, что любит не только Гектора Орлова, Тошу, Ирку Самохвалову, но и Лёху Бирсана, которого все вычеркнули из жизни. А ведь Лёха должен был с ними быть, и был в самом начале, но сделался предателем, и теперь о нём никто не вспоминал.
– Не волнуйся, тебе вредно, – со свойственным ему авторитетом заявил Пророк и принялся суетиться, как наседка над яйцом. Побежал на кухню, принёс куриный бульон с половинкой варёного яйца и мягчайшую булочку, по правую руку от Орлова положил ложку, по левую – вилку и отстранился, полюбовавшись, как тёща на зятя. Цветаев почувствовал себя чужим на этом празднике жизни – так за ним ухаживала только его любимая жена Наташка. Воспоминания захлестнули его крепче, несколько мгновений он находился в оцепенении, слова долетали словно из Канзаса.
Пророк между тем сновал из комнаты в кухню и обратно. Цветаев усадил Орлова в кресло и обложил подушками. |