— Что скажет брат, то и сделаю, — не задумавшись, отвечает Любим.

Роберто проводит ладонью по его лицу.

— Закрой глаза, постарайся уснуть. Ты устал. Для тебя сейчас главное лечение — сон. А проснёшься, тебя покормят, и снова будешь спать. И пытайся вспомнить своё прошлое.

Послушно Любим закрывает глаза.

А Роберто манит всех на кухню, плотно прикрывают дверь.

— Помнишь, Марика, ты сказала, мы не можем предвидеть последствий воздействия препарата. — Лицо его подёргивается как от нервного тика. — Они налицо: неуверенность в себе, необходимость находиться под чьей-то властью, безволие, самоуничижение, а главное — страх. Весёлый набор! Противоядие не спасло. Я предполагал это, боялся начинать эксперимент, но Марика очень точно сказала: мы все так вместе были и такое доброе дело задумали!

— А как же моя мама? — спрашивает Марика.

— Может, не на всех действует одинаково. Может, зависит от дозы, срока…

Ещё стоит на лице Апостола радость, но уже кажется искусственной.

Конкордия заплакала. Сейчас она некрасивая, маленькая.

Все растерянно смотрят на Роберто, что ещё скажет? А говорит Марика:

— Да, я думаю об этом с самого начала. Но, мне кажется, так уж отчаиваться не стоит. — Она улыбнулась.

Они что, с Корой местами поменялись: то Кора ни к селу ни к городу улыбалась, теперь Марика?!

— Мама чувствует себя лучше, чем Любим. Может, в нём была заложена рабская психология?

— Никакой рабской психологии в нём не было! — сердится Конкордия. Видно, её тоже раздражает торжествующая Марикина улыбка. Она уже не плачет, но прежние Марикины грусть и скорбь осели в её лице. Неужели это несчастная любовь произвела в ней такую работу?!

— Из поколения в поколение вырабатывается раб, — смеётся Марика. И чего смеётся?! Не может же ей нравиться уничтожение в человеке индивидуальности! — Почему, узнав о препарате, люди не бегут прочь, а с готовностью принимают его? Кто же они как не рабы?

— Нет же! Ну что ты врёшь? — сердится Кора. — Передо мной гора, её не обойти, я вынуждена взбираться на неё. Так? Природа диктует свои законы мне, букашке по сравнению с горой! Без всяких властителей люди гибнут в шторм, а уж от извержений вулканов, землетрясений разрушаются города и цивилизации! Приходится подчиняться силе. — Конкордия старается не смотреть на Марику, но, помимо воли, смотрит, и её лицо подёргивается гримаской боли. Никогда она так много не говорила, а сейчас не может остановиться: — Это не значит, что гибнет индивидуальность. Что умею я? Любить. Больше ничего. Всех мне жалко: людей, зверей. Именно в способности любить моя индивидуальность. Разве нет? Апостол угадал её, свёл с людьми, которых хочется любить. Даже думать начала. Разве не так? — Конкордия снова плачет. Смотрит светлыми глазами на Джулиана. — Но я живу в обществе и всего боюсь, я обыкновенная, не герой. И, если бы не Апостол, я бы тоже наверняка стала рабом! Любиму помочь надо!

— Что ты, девочка, так ослабла? — Апостол гладит Кору по голове. — Конечно, поможем. Если уж сумели освободить от препарата, справимся и с последствиями: будем внушать, что от него зависит судьба нашей организации, что он — изобретатель, талантлив, умён, он и поверит в себя снова!

Апостол рассуждает так, словно они с братом навечно остаются здесь.

— Успокойся, пожалуйста, — просит Конкордию. — Всё устроится! Смотри, какое чудо совершили! — Не Конкордию, себя успокаивает.