Уроки заставлял делать при нём или Григории, а часто за него писал упражнения и изложения. «Нечего тебе эту ахинею читать, я уже защищённый, ты ещё нет. Советую: болтает что-то твой Хорёк, а ты не слушай, представляй что-нибудь такое, что поднимает тебя над этим маразмом», — советовал брат. «Но как же я повторю его рассказ, когда он спросит меня?» «А ты скажи, хочешь ответить письменно, так, мол, намертво запоминается сказанное, а я за тебя напишу ответ!» Обязательно в конце дня Любим вёл его пройтись по степи. Рассказывал о детстве: как папа катал его на плечах, как подкидывал, о чём говорил с ним.
— Ты только родился, — вспоминал, — а отец читает тебе, спящему, или поёт. Мама как-то сказала: «Он же ничего не понимает и не запомнит!» Отец усмехнулся: «Ещё как понимает и всё сохранит в подсознании! Вот увидишь, станет поэтом!»
— Откуда он знал? — удивился Джулиан.
Часто приводил его Любим к театру, рассказывал о спектаклях, актёрах и требовал полного отчёта о дне.
Джулиан бормотал, что не помнит. Любим мрачнел.
Глава третья
Сегодня Будимиров не был готов к спектаклю.
И кабинет, и все прошлые допросы увидел глазами Магдалины.
Возникла неловкость, будто виноват именно перед Магдалиной. Он должен доказать ей, и ещё раз себе: восставший против его правления — враг народа, враг тех самых трудолюбцев, которых он соединил в содружество.
Ярикин недоумевающе уставился на Магдалину, но под его взглядом склонил голову в приветствии.
Красное сукно, графин с водой, один стакан, бойцы Возмездия — в каре за стульями судей.
По данным Ярикина, организация насчитывает около сотни человек, а в руках правосудия — двое: старик Назаров, которого доставить по техническим причинам пока нельзя, и сам главарь банды — Адриан Колотыгин.
Будимиров удивился: Адриан — его имя. То, что сейчас мальчишек называют в его честь, — естественно, но этот… похоже, ровесник. Странное совпадение! Графа звали Адрианом. Сына графа звали Адрианом. И этого зовут Адриан. Понятно, в их селе могли дать это имя в честь графа, но имя-то — редкое!
— Колотыгину тридцать четыре года, — докладывает Ярикин. — За трое суток не удалось собрать о нём сведений, есть лишь запись выступления перед толпой в зале дворца талантов.
— Откуда же ты взял, что он — Колотыгин, что ему тридцать четыре года, если он не отвечает?
— Паспорт! Но, видно, фальшивый, ибо Колотыгин Адриан нигде не значится. Ещё при нём была бумага с его подписью: «Прошу выдать подателю сего сорок книг. А. Колотыгин». Вряд ли по записке рядового будут что-то выдавать!
— А откуда ты взял, что организация насчитывает сотню человек?
— В зале было четыреста. Наверняка сотня — его.
— Глубокие проведены исследования, — усмехнулся Будимиров. — Ну, давай твоего главаря!
На Магдалину он не смотрел, но горела вся правая сторона: от Магдалины шла не подчиняющаяся никаким соображениям и приказам энергия, разрушала его постулаты, совершала над ним насилие, а до сих пор никакого насилия он не терпел.
Ввели Колотыгина. Едва ступая на левую ногу, он долго шёл от двери к столу. На лбу — синяя опухоль.
— Это ещё что за самоуправство?! — спросил Будимиров у Ярикина. Сколько раз учил не оставлять следов!
Ярикин стал объяснять, почему перестарались:
— Улыбается и молчит, молчит и улыбается. Никакого терпения не хватит.
И вдруг — глаза графа, глаза Адриана. Чушь. Их обоих расстреляли: графа — дома, Адриана — в храме вместе с дедом. |