Магдалина растирает её руки, ноги. И снова идёт от человека к человеку.
— Поспите. Всем нужно отдохнуть.
— Ты тоже должна лечь, мать!
— Обязательно. Вот только все вернутся. И врачи помогут раненым, Гане, Марике.
Хотела умереть, родилась жить.
Тащила на себе Назарова, чуть не падала под его тяжестью. Тротуар помнит. Он был близко: без трещинки, без ям. Шли они с Назаровым вдоль больших домов, шли недолго.
Если над ними — здания, откуда вода?
Но вода — не по всему потолку. Между домами?
Ноги больше не держали. Села, и тут же вокруг сгрудились люди. Свечка колышется. Постанывают во сне дети.
Она слышит свой голос:
— Завтра надо похоронить сына, Тиля. И надо переписать всех с пожеланием каждого: кто чем хочет заниматься. Кто будет с детьми нянчиться, кто учить нас петь. Роза, слышишь? — улыбается Магдалина. — Завтра начнём петь песни!
— Прежде всего навести чистоту, — женский голос.
— У меня под кроватью остались гвозди, инструменты…
Господи, отведи от них опасность, помоги им!
Господи, верни всех живыми!
Ночь надежды и восстановления справедливости.
— Оружие надо достать! — снова Саломея.
И говорит Роберто, словно подслушал графа:
— Нельзя им уподобляться.
— А нас убивать можно?
— И нас нельзя.
Господи, помоги! Верни всех живыми!
Они все словно замерли.
Но вот в одном из отсеков подземелья раздаётся звонкий голос Владима: «Помогите!»
Схватив свечку, первая кинулась к нему Тиля. Её грузное тело оказалось проворным. Хватает из рук Владима один из мешков, прижимает к груди.
— Делите зерно, жуйте долго. — Из другого мешка Владим высыпает на землю яблоки. — Я пошёл.
— А поесть? — окликнули его.
— При еде и не пожрать? Смеётесь! Овощи принесу. — И он убегает в темноту.
— А почему все уходят и приходят не через люк? — спрашивает Магдалина.
— Люком пользуемся редко, близко к резиденции.
— Кто будет распределять еду?
— Я! — восклицает Тиля. И тут же растерянно: — Не я.
— Почему? — спросили её.
— Видите, опухла от голода — троих детей кормила. Буду пихать в себя и пихать, давиться буду, а возьму лишнее. И своим лишнее буду совать, не удержусь. Лучше перепишу всех!
— Давайте я распределю поровну! — В колеблющийся свет попадает бледное немолодое лицо. — Привыкла всем поровну, в детском доме работала.
— Пусть делит Раиса!
— Давай, Раиса, не тяни время.
— А как зерно делить?
— По пригоршне. Подставляйте карманы, платки, руки.
Магдалина вынула из сумки шаль, расстелила на земле.
Капает вода, дрожат голоса, повторяющие одно слово: «спасибо».
Тиля разбудила своих детей, суёт им в рот по куску яблока. «Ешьте!» Плачет её сын. Бессильно, заснув с куском яблока во рту, валится в Тилины колени дочка.
Магдалина, следом за Тилей, вкладывает в рот Гани небольшой кусок. Но Ганя выплёвывает. Чуть приоткрывает глаза, жалобно смотрит, снова закрывает.
— Он умирает! — пугается Магдалина. — Спасите!
Роберто подходит, встаёт перед мальчиком на колени, кладёт что-то ему в рот. Шепчет:
— Глотай, Ганя. Это твоя сила, твоя еда.
— Не спеши, медленнее! — голос Наума.
— И так едва иду. |