Она не успела сказать ему всей правды, но, может быть, это и к лучшему.
– Я сознаю, что перешла за черту дозволенного. У тебя, очевидно, возникло ощущение, что я разрушила все барьеры… Мне остается только попросить прощения.
– Не поздновато ли?
– Я понимаю, что ты вряд ли сможешь простить меня – скорее железо растает. Просто я хочу, чтобы ты знал о моем желании. – Она поднялась. – Пойду назад, в дом. Я устала, а завтра – после того, как прибудут юристы, – нам придется поработать в поте лица.
– Подожди! – Луи схватил ее за руку. – И ты считаешь, что после всего случившегося мы можем запросто заняться делами корпорации?!
– Конечно! – Она удивленно посмотрела на него. – Ведь это принесет тебе громадные доходы. Видишь ли, существует довольно много людей, к которым я могла бы обратиться с подобным предложением – организовать линию, наладить производство… Наконец, я могла бы заняться этим сама: у моих коллег нет никаких сложностей ни с деньгами, ни со связями в деловых кругах. Но мне не хочется обращаться ни к кому другому, потому что… Потому что это – единственный способ расплатиться с тобой за то, что тебе пришлось проделать сегодня.
– Расплатиться? – Луи недоверчиво усмехнулся. – Ты говоришь так, словно я – племенной жеребец, который должен был осеменить кобылу.
– Если бы это не звучало так грубо… О, Господи, ты даже не представляешь, насколько твои слова близки к истине! – Она вырвала руку и быстро прошла к двери. – Короче говоря, завтра мы продолжим переговоры. Так будет справедливо. Я не имею право брать, ничего не отдавая взамен.
– Подожди! – Луи догнал ее и снова схватил за руку; жесткие нотки прозвучали в его голосе, который вибрировал от напряжения. – Что ты имеешь в виду? Что тебе нужно от меня, черт возьми?!
Мариана поняла, что теперь он от нее не отстанет, да ей и самой до смерти надоело лгать:
– Ребенок, – прошептала она. – Мне нужен был ребенок от тебя, Луи…
Он смотрел на нее широко открытыми глазами:
– Но какого…
– Нет! – Мариана больше не могла выносить его присутствия: нервы ее дрожали, как струна. Никогда прежде она не ощущала такой близости к другому человеку. И это пугало ее. – Завтра. Мы поговорим обо всем завтра…
Резко вырвав руку, она выскочила из беседки и помчалась по тропинке прямо к особняку.
Минутой позже Мариана захлопнула дверь своей спальни, закрыла задвижку и прижалась спиной к прохладным дубовым доскам.
Дело сделано.
Но почему же она не испытывает удовлетворения? Откуда эта ноющая боль, это чувство раскаяния? – думала Мариана, вспоминая лицо Луи в ту минуту, когда она выскочила из беседки. Она разбередила его старые раны, всколыхнула прежние воспоминания и сколько бы ни убеждала себя теперь, что у нее не было другого выбора, – ничто не помогало. Все его страдания она переживала вместе с ним – так, словно это были ее собственные боль и мука.
И не только все ее эмоции были взбудоражены – это бы Мариана как нибудь пережила. Самым досадным было то, что ее тело продолжало трепетать, требуя близости, не желая смиряться с потерей. Ей страшно хотелось снова оказаться во мраке беседки, ощутить прикосновение его губ к своей груди, вновь почувствовать, как он входит в нее…
Боже мой! Почему ее по прежнему тянет к нему? Ведь Мариана готовилась к тому, что ей предстоит пережить, задолго до того, как все случилось. Она продумала свой план до мельчайших деталей…
Ничего, сейчас все должно пройти; никто не застрахован от непредвиденных результатов, успокаивала себя Мариана. Незачем особенно задумываться над этим. Надо просто поскорее лечь в постель и постараться уснуть. |