Изменить размер шрифта - +
Престижный офисный район остался позади, дорога стала расхлябанной и ямистой, как стиральная доска, а вдоль обочины потянулись захламленные пустыри промзоны.

— Тебя уже вызывали? — коротко спросил Кузовлев.

— Завтра пойду, — с недовольным выражением лица ответил Кедров.

— Не ходи.

— С чего это вдруг?

— Не надо.

— А дальше что? — невесело усмехнулся Ларик. — Привод под конвоем?

Ты знаешь, Михалыч, я сейчас солидный человек, мне свое место терять неохота.

— Догадываешься, о чем речь будет?

— Есте-с-с-сно…. Не дурак же я.

— И что, расскажешь?

— По мере сил.

— Хозяина заложишь? — жестко произнес Кузовлев.

— Он мне больше не хозяин. У меня нынче новый шеф.

Он замолчал, напряженно глядя перед собой.

— Слушай, — нарушил молчание Кузовлев, — связь с ним нужно наладить, с Хозяином… Надо его предупредить!

— Связи у меня нет никакой. Он сам так решил. Ну, ты же сам знаешь: что ему в голову втемяшилось, не выбьешь. Разве что через вертолетчика предупредить… Да и то, наверно, бесполезно: я сам лично инструктировал его насчет контактов. Дохлое дело! — уверенно заметил Кедров.

— А как вертолетчика найти?

— Да я же говорю тебе, дохлое дело…

— Мне решать… Как его найти?

— Костаки Тео, живет в городке на побережье…

— Погоди, сейчас запишу. — Кузовлев медленно полез рукой в нагрудный карман. — Память стала что-то подводить.

Кедров ухмыльнулся, терпеливо ожидая окончания неприятного разговора.

— Значит, все-таки пойдешь? — промолвил Кузовлев, неторопливо доставая ручку.

— Конечно, пой… — Кедров не договорил. Неожиданно он захрипел и стал плавно заваливаться на левый бок. Рубашка в просвете расстегнутого пиджака медленно окрашивалась красным. Лицо покрылось смертельной бледностью, а глаза закатились под лоб, точно подергиваясь белесой пленкой.

— Я же говорю, не надо ходить, — будничным голосом проговорил Кузовлев и, перегнувшись через обмякшее тело, дернул дверцу машины.

Тело Кедрова, мягко всплеснув руками, повалилось в битые кирпичи, пачкая черной липкой жидкостью чахлые кустики чуть тронутой заморозками травы.

Пистолет с глушителем Кузовлев выбросил по дороге в небольшое озерцо, куда местная артель сливала промышленные стоки.

Ему нужно было торопиться.

 

* * *

Огромные библейские глаза Тео Костаки, казалось, грозили вылезти из орбит. Говорила же ему его жена: не связывайся… Говорила ему любовница София…

Высокий седовласый тип в широкополом плаще, карман которого выразительно оттопыривался, скрывая, по-видимому, что-то огнестрельное, на ломаном английском потребовал отвезти его на остров.

Тео что-то бессвязно залопотал в ответ на его просьбу. Он жалобно блеял про свою жену, про любовницу Софию, детей Ласту, Косту, Александрину и даже про любимца Теократиса, но этот сумасшедший русский его не слушал. Он выразительно опустил руку в карман просторного плаща.

— Мне запрещено инструкцией брать на борт посторонних, — лопотал летчик, но проклятый карман плаща, точно магнитом, приковывал испуганный взгляд бедного Тео.

И тогда, дрожа от ужаса, бедный пилот сдался.

— Позвольте попрощаться с женой, — жалобно пролепетал он, шмыгая носом. Но незнакомец его не понял, кивнув на готовый к взлету вертолет.

Тео не сомневался: нынешний рейс на проклятый остров окажется последним для него.

Быстрый переход