— То же скажу и я, — заключил дон Луис Ноалехо, мадридский представитель фирмы «Пряжа. Вдова и дети Касимиро Понса», жилец с первого, секция В.

— — Весьма благодарен, дамы и господа, я вижу, мы все единодушны. Итак, после того как мы побеседовали и убедились, что наши точки зрения совпадают, я принимаю ваше любезное согласие и поручаю осуществление моей идеи благочестивому священнослужителю дону Эксуперио Эстремере, нашему соседу, дабы он как человек, сведущий в делах церковных, взял на себя организацию подобающих церемоний.

Дон Эксуперио с потрясающе торжественным видом ответил:

— Я в вашем распоряжении.

Обсуждение пришло к концу, и общество понемногу стало расходиться. У одних были неотложные дела; другие — меньшинство — полагали, что у кого-кого, а у дона Ибрагима наверняка дел по горло; а третьи — всегда найдутся и такие — ушли просто потому, что устали так долго стоять. Дон Гумерсиндо Лопес, конторский служащий, жилец из цокольного, секция В, единственный, кто не подал голоса, задумчиво вопрошал себя, спускаясь по лестнице:

— И для этого я отпрашивался со службы?

— Завтра к обеду купите, Лола, печенки. Дон Тесифонте говорит, она очень полезная.

Для доньи Матильды дон Тесифонте — оракул. К тому же он ее жилец.

— Только самую свежую, чтобы можно было приготовить ее под соусом из почек, с капелькой вина и лучком.

Лола на все отвечает: «Да, конечно», — а потом приносит с рынка первое, что ей попалось на глаза и что ей вздумалось купить.

— До свидания, Сонсолес!

Жена даже не поднимает глаз от шитья.

— До свидания, Альфонсо. Поцелуй меня.

У Сонсолес слабое зрение, веки всегда красны — кажется, будто она только что плакала. Ей, бедняжке, Мадрид пошел не на пользу. Первое время после замужества она была красивая, упитанная, холеная, любо смотреть, а теперь, хоть еще не стара, превратилась в развалину. Все получилось не так, как она рассчитывала, — она-то думала, что в Мадриде все как сыр в масле катаются, вот и вышла за мадридца, а теперь, когда уже никуда не денешься, она наконец поняла, что ошиблась. В родном ее городке Наварредондилья, провинция Авила, она жила в достатке, всегда ела досыта, а в Мадриде приходится так туго, что обычно ложишься спать без ужина.

— Всегда, всегда…

Матильдита и Макарио шепчутся.

— До свидания, пташечка моя, надо идти на работу.

— До свидания, любимый, до завтра. Я буду все время думать о тебе.

Макарио после долгого пожатия выпускает руку девушки и встает, по спине у него пробегает озноб.

— До свидания, сеньора Фруктуоса, большое спасибо.

— До свидания, сынок, не за что.

Макарио — очень воспитанный человек, каждый день он любезно благодарит сеньору Фруктуосу. У Матильдиты волосы — как кукурузная метелка, она близорука, некрасива, небольшого росточка, но довольно изящная. Когда подвернется случай, дает уроки музыки — обучает девиц играть танго наизусть, что всегда производит очень хорошее впечатление.

Дома она помогает матери и сестренке Хуаните, которые делают вышивки на продажу.

Матильдите тридцать девять лет.

Старшую зовут Хулита, ей двадцать два года, она красит волосы в рыжий цвет. Со своей пышной волнистой шевелюрой она похожа на Джен Гарлоу.

Среднюю зовут, как мать, Виси, ей двадцать лет, она шатенка с глубокими мечтательными глазами.

Младшую зовут Эсперанса. У нее есть официальный жених, который бывает у них в доме и беседует с отцом о политике. Эсперанса уже готовит себе приданое, недавно ей исполнилось девятнадцать.

Старшая, Хулита, в последнее время ходит сама не своя — влюбилась в одного кандидата в нотариусы, он совсем вскружил ей голову.