Разочаровавшись, он мало-помалу прекратил уроки, и Рабле, лишившись наставника, недели две вытворял такое, что стыдно было слушать. Насколько серьезно обстояло дело, видно из того, что жилец с первого этажа, дон Пио Навас Перес, железнодорожный контролер, обратил на поведение попугая внимание хозяйки.
— Послушайте, сеньора, ваш попугай просто невыносим. Я не хотел вам говорить об этом, но, признайте, нет ведь такого права. Сами посудите, у меня дочурка подрастает, и ей никак не годится слышать такие словечки. Надо что-то сделать, говорю вам!
— Да, дон Пио, это святая правда. Простите, я постараюсь вразумить его. Этот Рабле просто неисправим!
— Виси — очаровательная девушка, вот увидишь сама. Вполне современная, элегантная, умная, красивая — всем хороша. Мне кажется, я ее очень люблю.
У тети Лолиты рассеянный вид. Альфредо приходит на ум, что она попросту его не слушает.
— У меня такое впечатление, тетя, что мои сердечные дела тебя ничуть не интересуют.
— Да нет, что ты, глупенький! Как они могут не интересовать меня?
И тут сеньора де Касуэла вдруг начинает ломать руки и закатывать глаза, в конце концов она заливается слезами — рыдает драматично, картинно. Альфредо перепуган.
— Что с тобой?
— Ах, ничего, ничего, оставь меня!
Альфредо пытается ее утешить.
— Да послушай же, тетя, что с тобой случилось? Я тебя чем-то нечаянно обидел?
— Нет, нет, оставь меня, дай мне выплакаться!
Альфредо пробует пошутить — может быть, шутка ее успокоит.
— Ну же, тетя, не закатывай истерику, тебе ведь уже не восемнадцать лет. Посмотреть на тебя, так можно подумать, что у тебя какие-то любовные огорчения…
Лучше бы он этого не говорил! Сеньора де Касуэла побледнела, закатила глаза и — хлоп! — плюхнулась ничком на пол. Дяди Фернандо не было дома — он и другие жильцы собрались у кого-то, потому что вчера в доме было совершено преступление и им надо обменяться мнениями и кое о чем договориться. Альфредо усадил тетю Лолиту в кресло, побрызгал ей в лицо водой: когда она пришла в себя, он велел служанкам приготовить чашку липового чаю.
Наконец донья Лолита обрела дар речи, она взглянула на Альфредо и медленно, грудным голосом произнесла:
— Ты не знаешь, кто бы мог у меня купить корзинку для грязного белья?
Альфредо слегка удивился этому вопросу.
— Нет, не знаю. Какой-нибудь старьевщик.
— Если ты согласишься вынести ее из дому, дарю ее тебе, я ее не желаю видеть. Что выручишь за нее — все твое.
— Хорошо.
Альфредо заподозрил что-то неладное. Когда дядя вернулся, он отозвал его в сторону и сказал:
— Послушай. дядя Фернандо, мне кажется, ты должен свести тетю к врачу — по-моему нее сильное нервное истощение. Какие-то навязчивые идеи появились, сказала мне, чтобы я унес из дому корзину для грязного белья, сна, мол, и видеть ее не желает.
Дон Фернандо Касуэла ни чуточки не встревожился, слушает как ни в чем не бывало. Видя, что он так спокоен, Альфредо подумал: «Черт их там разберет!» — и решил лучше не вмешиваться.
«Ладно, — сказал он себе, — хочется ей с ума сходить, пусть сходит. Я ему все высказал, а если на мои слова не обращают внимания, тем хуже для них. Потом будут плакаться и волосы на себе рвать».
Пишу Вам эти несколько строк, чтобы поделиться новостью, которая, я уверен, доставит Вам удовольствие. Но прежде чем ее сообщить, хочу пожелать Вам крепкого здоровья — не худшего, чем мое в настоящее время, за что благодарю Господа, — и многих лет счастливой жизни на радость милой моей сестрице Паките, ее супругу и деткам. |