— Оттого-то я и смеюсь, — задорно сказала она, хотя ей было совсем не до смеха. — Смеюсь над вашим наглым эгоизмом. Хорош, нечего сказать!

— А я вам говорю, сударыня, что вы когда-нибудь пожалеете о своем упрямстве. Я спрошу вас еще раз. Подумайте.

— Нет, и думать не буду.

Но она думала об этом и, на беду свою, в ту же ночь, так что часы шли за часами, а она не могла уснуть. Возбужденная и требовательная плоть не хотела успокаиваться. Голова превратилась в громадную раскаленную арену, на которой, поднимая пыль, бешено галопировали мысли. И, беспокойно ворочаясь в темноте, она слышала вдалеке гудки ночных такси, тоскливые и навязчивые звуки в глубокой ночи, подобные зловещим сигналам бедствия.

Глава девятая

Мистер Смит в тревоге

1

— Куда ты идешь? — спросил мистер Смит и повернулся в кресле, чтобы взглянуть на жену, неожиданно появившуюся на пороге в пальто и шляпе. С лица ее еще не сошел гневный румянец, удивительно молодивший и красивший ее. Все же, какой бы молодой и эффектной она ни казалась, нельзя было позволить ей делать то, что она делала.

— Ухожу, — ответила миссис Смит с тем особенным взглядом и тем особенным голосом, которые всегда появлялись у нее во время разговора с ним после ссоры. «О Господи!» — мысленно воскликнул мистер Смит.

— Вижу, что уходишь, — сказал он вслух. — Но куда?

Она вспыхнула. Румянец запылал ярче, красивые голубые глаза метали молнии.

— Просто ухожу из дому — вот и все. Трясешься над каждым пенни, урезываешь меня во всем, так что дальше уж некуда, твердишь мне вечно: «Этого не покупай, того не покупай», — подглядываешь за мной, суешь нос во все, а потом устраиваешь мне сцены из-за того, что тебе что-нибудь не понравилось… Господи, да есть ли на всей нашей улице хоть одна женщина, у которой не найдется двух-трех неоплаченных счетов? А у большинства их куча! И все они покупают разные вещи в рассрочку, хотя их мужья зарабатывают далеко не столько, сколько мой… — Тут миссис Смит остановилась, — не потому, что запас ее красноречия иссяк, у нее нашлось бы чем закончить эту обличительную тираду, — а просто чтобы перевести дух. — И после всего этого еще докладывать тебе, куда я иду! Ты требуешь, чтобы я и в этом отдавала тебе отчет, да? Ну еще бы! Еще бы! — Она фыркнула так яростно, что у нее даже голова затряслась. — Тебе это было бы очень лестно, не так ли? Что ж, хорошо, буду приходить к тебе каждый раз за позволением истратить пенс или два. Буду спрашивать, можно ли мне пройтись по улице.

— Ах, да не дури ты, Эди! — воскликнул мистер Смит, не выносивший таких нелепых выкриков. Он все еще после стольких лет брака наивно воображал, что жена в таких случаях неудачно пытается в чем-то убедить его, — он не понимал, что она просто отводит душу.

— «Не дури»! — с возмущением передразнила она его, подходя ближе. — Надо бы спросить у людей, кто из нас двоих дурит… Они бы тебе сразу сказали! И по-моему, глупость лучше, чем мелочность. Да, мелочность и скупость. Смотри, Герберт Смит, от твоей скупости скоро и тебе самому житья не станет! Скаредничает и дрожит над каждым пенни так, как будто он не знает, откуда возьмется другой! И чем больше ты зарабатываешь, тем хуже становишься. Твоя скупость превращается в болезнь. Честное слово, тебе бы следовало побывать мужем других женщин, они бы тебе показали, что значит мотовство!

— Нет, не показали бы, — отрезал мистер Смит сердито, — потому что я не потерпел бы этого ни одной минуты. Я бы живо положил конец всяким таким штукам.