Он отвечал спокойно, спокойней, чем от него ожидали, ни директор, ни кадровик, ни остальные четыре члена комиссии даже не подозревали, с какой радостью он готов уволиться из этой больницы, которую его отец присмотрел для него, еще когда он был мальчиком-гимназистом и где после возвращения из плена ему так и не дали серьезной работы. Он отрицает обвинение, будто брал у больных деньги, однако привести доказательства, разумеется, не может, но ведь и Бланка не в состоянии доказать противное; Балинт догадывался, что для суда это очень слабый пункт, решение будет зависеть от того, чьим словам поверят больше. Бланка может подтвердить лишь то, что в течение тех пяти минут, пока он оформлял госпожу Карр, они с Балинтом были в канцелярии одни, из двух других сотрудниц одна уходила обедать, а вторая задержалась в туалете. На то время, пока комиссия обсуждала решение, их обоих попросили выйти из зала. И прежде чем Бланка успела прошмыгнуть в отделение мимо него, он ухватил ее за руку.

Он снова почувствовал, какая она сильная и неподатливая, но теперь уже легко справился с ней, привлек к себе. Бланка отбивалась, но высвободиться не смогла. Они не разговаривали с тех самых пор, как Балинт от них переехал, и теперь он надеялся наконец расспросить ее, но Бланка вдруг громко взвизгнула, на крик открылась дверь, и из-за двери выглянул кадровик; тут уж девушку пришлось выпустить. «Наверное, он решил, что я хотел ее задушить», – подумал Балинт и отпустил Бланку, пусть ее бежит, теперь он уже не видел на ней военных рейтуз, она была в дамском платье темно-синего цвета, узнала небось от Ирэн, что в подобных случаях следует одеваться в темное, для дисциплинарного дела это в самый раз. Попробуй тут хоть кому-нибудь объяснить, как дорога ему Бланка, даже теперь, когда она на него донесла, когда он уже знает все ее хитрости и дурные порывы. Никакой надежды! Кадровик, выглянувший на визг Бланки, смотрел на него как на преступника. Балинт знал, что если до настоящего момента в исходе дела еще можно было сомневаться, то теперь уже все ясно. Обвиняемый явно пытался избить бедную девушку или похотливыми объятиями склонял ее взять свои показания обратно.

Когда их пригласили в зал, ему было сообщено, что министерство в дисциплинарном порядке переводит его на другую работу, в деревню, где пока еще нет электричества, но оно предусмотрено в плане пятилетнего развития. Представитель министерства еще раз внимательно посмотрел на него; наверное, пытается понять, подумалось Балинту, что может нравиться в нем женщинам, такой он бледный, хилый и, в сущности, ничем не примечательный. В мотивирующей части, помимо конверта госпожи Карр, упоминалось и о его любовных похождениях, слушать это ему было неприятно, один из членов комиссии, женщина-врач, упорно смотрела в землю, ее Балинту было жалко больше всех… Ей пришлось выслушать длинный список, вроде того, что вел слуга Дон-Жуана, после чего она наконец поняла, что спать с нею ему было просто некогда, как бы она того ни хотела. Его предупреждали – хорошо бы почаще заниматься самокритикой, взять себя в руки, и пусть он радуется, – у него и впредь будет кусок хлеба, лишь бы он вел безупречную жизнь; а теперь он может идти.