Имена. Крошка Томми… Матерь божья, да он же небось все время знал!

Полицейские знали, как меня звать. «Дэниел Уэйр?» — вот так они прямо и спросили. И они не знали, что я какая-то там знаменитость, иначе бы я заметил. Но имя-то они знали, а с кем они успели до того поговорить? Только с Томми, с его дружком из супермаркета и с его мамашей. Так что получается, это Томми им сказал. Он знал, кто я такой, знал или догадывался.

Я повесил трубку и прошелся, идиотски улыбаясь, по вокзальному вестибюлю. Я не знал, чем занять себя на ближайшее время.

На большом черном табло замельтешили и замерли ярко-желтые буквы и цифры. Отправление ближайших поездов. Прямые на Лондон и Бристоль, со всеми остановками до Эдинбурга (я даже и не знал о таком, я думал, что все эдинбургские отправляются с Куин-стрит), поезда на Странрар, на Эр, на Ларгс, на Уэмис-Бей, на Гурок… через Пейсли.

Ближайший поезд на Пейсли отправлялся с тринадцатой платформы. Через пять минут, если верить вокзальным часам. Теперь в ходу так называемая «система свободного доступа», у входа ничего не проверяют, а если появился контролер и у тебя нет билета — платишь ему.

Через пятнадцать минут я сошел с поезда и направился прямо на Эспедер-стрит.

Пейсли и изменился, и нет. Побольше машин, чуть поменьше людей. Кое-где появились новые магазины, а старые стали как-то почище, поярче. Несколько высоких зданий. Шагая по освещенной косыми лучами низкого декабрьского солнца мостовой, я ощущал подъем, но вместе с тем и… не знаю уж, как это лучше назвать… возбужденную горечь, так будет ближе всего. В моей голове звучали песни, песни, которые я слышал этой ночью, сквозь стену и сквозь годы, я вспоминал Кристину, ее голос и вкус ее губ, то, как она двигалась по сцене, и ее тело в моих руках.

Я шел, вспоминал, и вдруг оказалось, что я напеваю в такт своим шагам совершенно новый мотив, а потом пришли и слова к этому мотиву, именно пришли, я их не придумал, а услышал.

Я думал, что это конец,

Что мы разошлись и не встретимся.

Забыл я, что есть такая

Эспедер-стрит. 

Она в Запустелом поселке

За улицей Одиночества.

Тупичок в квартале Отчаяния,

Эспедер-стрит [76].

А вот и она, подумал я, выходя на Эспедер-стрит.

Должен признаться, она меня сильно разочаровала. Какие-то куски ее посносили, хотя я и не был совсем уверен, какие именно. Она стала какая-то разномастная, путаная, неуверенная в себе. У выхода на Косисайд-стрит появилась новая пиццерия; мне казалось, что она там абсолютно неуместна — нечто яркое и пластиковое, из другого века, с другой планеты. На противоположной стороне Косисайд-стрит я увидел бар «Ватерлоо», тот самый, куда я затащил тогда Джин Уэбб. Вот на нем эти двенадцать лет вроде и не сказались. Я хотел было зайти туда по старой памяти, но воздержался. Вместо этого я пошел по Эспедер-стрит, силясь вспомнить, где тут жили Уэббы. Улица себе и улица, невысокие доходные дома, часть из них поновее (я не мог даже припомнить, были они тут раньше или нет, так тут все переменилось), домики отдельные и сдвоенные, ободранная, запущенная школа, новый бильярдный клуб и старое здание фабрики. Дойдя до конца улицы, я развернулся и побрел назад со странным ощущением, что кто-то меня обманул.

Я пытался наново пережить бьющую через край радость того дня, когда я встретил тут Джин, или отрешенное блаженство, испытанное мною семь лет спустя, после визита к ее матери, когда я шел по этой самой улице под фантастически ярким закатным небом. Само собой, во мне не прозвучало ни малейшего отзвука ни той, ни другой эмоции.

Я шел, мыча себе под нос новый, только что появившийся мотив, а в голове все появлялись и появлялись слова:

Ты думал, что этому нет конца,

Что пустой стакан всегда можно долить.