|
Что бы ни происходило между ним и его покойным отцом – у него есть дети. Главное – это будущее. Я, конечно же, не хочу повернуть время вспять, по большей части я справляюсь хорошо, бывают и моменты счастья. Боль перестала быть хронической, она внезапно возникает и проходит. Просто я выпала из всех тех модулей, что определяли мою прежнюю идентичность. Недавно мне пришлось изменить семейное положение в ведомости для начисления зарплаты, теперь я не «в браке», а «разведена». Тебе не дают на выбор два состояния: «одинока» или «в отношениях». Нет, вдобавок различают три типа одиночества: не замужем, разведена, вдова. Словно надо указать, что именно пошло не так. После брака не получается вернуться обратно на старт, как в настольной игре, и начать с чистого листа. Нет уж, по гражданскому праву есть жизнь до любви, в любви и после любви. И после ты уже не сможешь любить с той же невинной уверенностью – ты не можешь to fall in love, рухнуть в любовь, чтобы кто то подхватил и обнял тебя, нет, это уже в прошлом.
* * *
Вилла Морица тихо стоит между пальмами. Элиас выключает двигатель. Радио продолжает играть. Рекламная болтовня. Как много голосов в машине. – Если хочешь, то, может, зайдешь? Если только жена не ждет обратно… – Нет, – отвечает он, выпуская дым в окно. Однако не похоже, будто он хочет закончить разговор. – «Нет» в смысле, что ты не войдешь или что она не ждет? – Я больше не живу с ней. Я поражена. – Мы в разводе. Но я прихожу к детям. Мне требуется несколько секунд, чтобы понять. – Давно? – Уже какое то время. Я вижу, как в одном из окон отодвигается занавеска и появляется лицо Жоэль. – А где ты живешь? – Там же, где мой врачебный кабинет. – Нам нужно поговорить. Всем троим. – И что это изменит? – Нас. Он выбрасывает окурок в окно и снова заводит двигатель. – Разве тебе не любопытно? Узнать, что она знает о нем? – Не хочу о нем говорить. Он того не стоит. – Тогда поговорим о нас. Он смотрит на меня и… ничего не говорит. – Где ты родился? Кто твоя мать? – Это уже другая история. Buona notte , Нина. – Мы отсюда не уедем, – объявляю я, вылезаю и хлопаю дверцей сильнее, чем намеревалась. Иду к воротам. Слышу, как позади меня он выходит из машины. – Нина! Я поворачиваюсь. Он смотрит с вызовом. Ни следа угрюмости. Теперь он рад принять бой. Я с облегчением иду к нему. Только если мы начнем говорить друг с другом, только тогда сможем из всего этого выпутаться. – Зайдешь? – Скажи ей, чтобы она убралась из дома. Меня пугает его суровость. – Вот сам и скажи. – Нет. Она обвинила меня в убийстве. – Но как мы можем знать правду, когда ты ничего не рассказываешь? Он зажигает новую сигарету. Я трактую его молчание как очко в мою пользу. – Мориц пустил себе пулю, которую заслужил. – Что ты имеешь в виду? – О грехах умерших говорить не следует. Allah yirhamou . – Его голос звучит мягко, но лицо по прежнему сурово. – Ты родилась в Германии. Тебе повезло. Ты не имеешь к этому никакого отношения. – О чем ты? Мориц вовсе не… наоборот. Он рисковал жизнью на войне, чтобы спасти другого человека. – Откуда ты это знаешь? Ты никогда с ним не встречалась. – Мне рассказала про него Жоэль. – Откуда ты знаешь, что это правда? – У нее нет причин лгать мне. – Он лгал нам! Он! Твоей матери! Моей матери! Откуда вы знаете, что он сказал правду ее матери? Он по прежнему избегает называть Жоэль по имени. |
