Я звоню, и дверь открывает женщина. Я этого совсем не ожидала, а она – тем более. Уверенная в себе и красивая сицилийка, невысокая, энергичная. У нее полные губы и теплые глаза, возможно, моя ровесница. С такой женщиной не хотелось бы враждовать.

– Я внучка Морица.

Имя не вызывает симпатии, скорее неловкость. Появляется мальчик, с любопытством смотрит на меня. Мальчик с фотографии, мелькает у меня в голове. Они поразительно похожи.

– Элиас дома?

Я называю его по имени, чтобы стать ей немножко ближе. В конце концов, мы родственники.

– Нет, извините, его нет.

Я собираюсь уйти, но она приглашает меня в квартиру.

– Меня зовут Нина.

– Лаура, очень приятно. Добро пожаловать, – произносит она несколько скованно.

Дом других. Я – чужая. Квартира аккуратная и обустроена со вкусом. Телевизор включен. Пахнет помидорами, чесноком и жареной рыбой. Тарелки для ужина уже на столе.

– Поздоровайтесь с Ниной!

Мальчик и его младшая сестра вежливо протягивают мне руки. Знают ли они, что мы родственники? Ловлю себя на мысли, что именно об этом я всегда мечтала. Не о такой квартире и не об унылом виде из окна. А о семье. Дом создается не мебелью, не книгами на полках и даже не накрытым столом. А детьми. В этих двоих есть что то невредимое, цельное; они любят маму, доверяют ей.

Лаура спрашивает, что я хочу пить, и уходит на кухню. Мой взгляд падает на большую картину на стене. Узнаваемая сразу панорама Иерусалима: стены Старого города, золотой Купол Скалы. Потом я вижу семейные фотографии на полке. Свадьба Элиаса и Лауры. Элиас и Лаура с детьми. Рядом черно белая фотография Морица и красивой женщины в солнечных очках. Ему примерно около пятидесяти лет, она моложе, позади – море.

– Сейчас позвоню ему! – Лаура протягивает мне стакан воды и достает мобильный.

Когда он отвечает, Лаура говорит, что я здесь. Нина. La tedesca, немка. И вешает трубку.

– Он сейчас придет. – Ее голос звучит как будто встревоженно. Но она не выдает свои мысли. Может, ей любопытно, какая я.

Я указываю на фотографию:

– Это его мать?

– Да.

– А где это снято?

– Я не знаю.

Как будто в ответ на мой вопрос она ставит на стол кастрюлю с капонатой   и приглашает меня присоединиться. Мальчик приносит для меня тарелку из кухни. Я снова пытаюсь перевести разговор на мать Элиаса, но Лаура уклоняется. Точно на эту тему лучше не говорить при детях. Мы немного беседуем о Германии, о том, почему я говорю по итальянски, и о моем бывшем муже, которого я вдруг снова называю мужем, – и почему я не могу просто признать, что развелась?

В какой то момент Лаура неожиданно говорит:

– Знаете, Элиас очень любил отца. Он ему многим обязан. А Мориц многим обязан ему.

Неужели я ошиблась? Но я помню, как Элиас смотрел на тело Морица. В его глазах не было любви. Так мужчины смотрят на мертвого врага.

– У меня сложилось другое впечатление.

– Вы о нем не все знаете. Может, это и к лучшему.

Дети спрашивают, кто решает, попадет человек в рай или в ад.

– Дедушка определенно на небесах, – отвечает Лаура.

* * *

Затем появляется Элиас. Он бросает на меня быстрый взгляд, целует и обнимает детей. Но не жену. Садится за стол, сын приносит ему тарелку из кухни, а Лаура хочет положить кусок рыбы.

– Спасибо, я уже поел, – отвечает он.

Я чувствую – что то не так, я тут незваный гость.

– Я подумала, что будет лучше, если мы поговорим, – начинаю я.

Он одаривает меня саркастической улыбкой.

– Не про завещание. Про нас.

– А мадам?..

– Жоэль.