Но Самарканд был все-таки далеко, и гнев отца не очень пугал Улугбека. Он больше был раздосадован тем, что наставники веры в его столице не только суют свои носы куда их не просят, но еще и пишут доносы на него.

- Я вам покажу доносы!.. - ворчал он, подхлестывая на обратном пути ни в чем не повинную лошадь.

Он не задумывался, что эта мелкая стычка лишь только первая схватка в долгой и трудной борьбе с ханжами и фанатиками, которую ему придется отныне вести всю жизнь, до последнего вздоха. И борьба эта будет беспощадной, свирепой, хотя и тайной, скрытой от глаз. Тем она опаснее: ему станут наносить удары со всех сторон, а он даже не будет видеть своих противников.

Улугбек хотел жить по-своему. Но его окружали люди, которые не остановились бы ни перед чем, чтобы заставить правителя жить по законам шариата. Людей этих было много, а сила их велика. Кроме имамов, улемов, сейидов, жиревших возле каждой мечети, бродили еще по всем дорогам «люди сердца» - дервиши. А в каждом городе, тесно связанные между собой тайными узами, процветали бесчисленные секты и ордена мистиков. Их называли суфиями, потому что мистики обычно носили белые шерстяные одежды, а шерсть по-арабски «суф».

Весь этот жадный и скрытый мир фанатиков и мракобесов, готовый ополчиться на Улугбека и в конце концов сваливший его, был неимоверно сложен. Улугбек успел немного изучить гератских суфиев. Но там из-за особого засилья официальных книжных богословов, которым покровительствовал Шахрух, суфизм принял особый оттенок. В Герате он во многом носил свободолюбивый характер и вовсе не отвергал полностью естественные стремления к житейским земным радостям. Здесь сами книжники, богословы оставались строгими ревнителями шариата, а дервиши и суфии отстаивали против них более свободное толкование правил веры, защищая порой интересы народных масс.

Совсем иное положение сложилось в Мавераннахре. Суфии и дервиши и здесь пытались изображать себя защитниками народных интересов. Но на деле они были отъявленными мракобесами, врагами всяческого прогресса. В Бухаре и Самарканде именно они стали самыми рьяными блюстителями «чистоты веры», нападая не только на представителей светской власти, но даже и на церковников, если те, по их мнению, нарушали правила шариата.

Дервиши объединялись в несколько орденов, во главе каждого из них стоял духовный наставник - пир. Любые его приказы выполнялись беспрекословно.

Самым реакционным был орден накшбендиев. Дервиши его всюду бродили с проповедями о кратковременности этого мира, требовали от каждого неуклонным соблюдением шариата заслужить себе блаженство в загробной жизни. Они призывали отказаться от всякого развития критической и творческой мысли, объявляя их греховными. По учению накшбендиев все на свете было заранее предопределено и не подлежало никаким изменениям.

Вот с какими врагами предстояло неминуемо столкнуться Улугбеку, если он хотел наслаждаться жизнью и строить ее по-своему.

Но «на «первых порах в этой борьбе он нашел себе в Самарканде неожиданного союзника. Шахрух ошибся, настоятельно советуя сыну слушаться во всем шейх-ал-ислама. Этот пост главы городского духовенства занимал тогда в Самарканде Исам-ад-дин. Он сам был не прочь повеселиться, съездить на охоту, вести с Улугбеком ученые беседы, весьма далекие от заповедей корана. Шейх-ал-ислам сблизился с молодым правителем и нередко брал его под защиту от нападок дервишей. Они даже частенько пировали вместе.

Но порой среди веселых пирушек Улугбеком овладевала скука. Для чего ему даны острый ум и великолепная память? Только для того, чтобы вести счет выпитым бокалам или подстреленным уткам? Такая жизнь начинала тяготить его. Хотелось чего-то большого, увлекательного, важного.

Да, есть власть у него. Но не принесла она пока ни покоя, ни настоящего счастья.

Улугбек увлекся астрологией, и придворные звездочеты посвящали его в свои тайны:

- Пятница - день Зухрат.