Вор скрылся.

На месте аварии светились обычные и ультрафиолетовые фонарики, лежали цветы. С десяток друзей Верзилы слушали грустные песни на телефонах, передавали по кругу запотевшие банки пива. Я напомнил собравшимся, что не стоит выбегать на дорогу, и вернулся к машине. Мы ездили на черном «БМВ» без полицейской маркировки, но преступники легко нас вычисляли. Чаще всего по пассажиру, втиснувшемуся на переднее сиденье. Мой начальник — детектив-инспектор Питер Сатклифф — походил и на копа, и на преступника. И на кого больше — еще вопрос.

— Ну, как там молокососы? — спросил он, не отрываясь от чтения спортивной колонки.

Сатклифф представлял собой величайшую загадку природы. Родился ли он говнюком или стал им благодаря злосчастному имени? Пиджак на нем чуть не лопался и насквозь промок от пота. От грузного тела шел такой жар, что пришлось настежь открыть дверцы.

— Передают-то что? — Я кивнул на рацию, из-за которой он позвал меня обратно в машину.

Сатклифф перевернул газетную страницу и фыркнул:

— Очередная фигня.

Я ждал.

Сатти со вздохом сложил газету:

— Преступление на сексуальной почве…

— На сексуальной почве?

У Сатти постоянно отекало то лицо, то шея, то все тело, а кожа имела мертвенно-бледный оттенок. Ни дать ни взять — жертва неумелого бальзамирования. Мы никогда не звали его полным именем. Просто Сатти, чтобы не пугать народ еще больше.

— Ну и жарища, черт подери. — Сатти провел ладонью по редеющим потным волосам. — Мне будто кровь от Фредди Меркьюри перелили со всем букетом заразы. — Он поднял голову, вспомнил о моем присутствии и желчно улыбнулся. — Ты же знаешь, Эйд, я отключаюсь при слове «сексуальный». Но в Оуэнс-парк съездим, раз ты жаждешь поработать…

Преступление на сексуальной почве…

Больше девушек Сатти ненавидел только меня. Всякий раз, как я садился в машину или выходил из нее, он принимался мазаться спиртовым антисептиком. Со стороны это выглядело так, будто он радостно потирает руки. Я одарил его улыбочкой, чтобы не скучно было. Потом включил поворотник и выехал на дорогу.

2

В Оуэнс-парк мы приехали около полуночи. Самое большое общежитие в городе служило домом более чем двум тысячам студентов, в основном первокурсникам. Кампус, раскинувшийся на огромной зеленой территории, состоял из пяти корпусов. Один из них, в виде башни, мрачно возвышался над деревьями. Серые корпуса резко выделялись среди зелени. Жилье мечты для тех, кто родился в период послевоенного беби-бума. Строили его в шестидесятых годах, основательно, но теперь общежитие выглядело на свой возраст. Его хотели отправить под снос и построить на этом месте что-то другое, но, когда почти дошло до дела, пожалели и оставили. И так не город, а сплошная стройка.

Я припарковался и посмотрел на Сатти:

— Пойдешь?

— В таких случаях лучше говорить с глазу на глаз. Вот если нужно будет в ее белье покопаться, тогда звони. — Он снова уставился в газету. — Ты умеешь девчушек убалтывать…

Я вышел из машины, не обращая внимания на его тон и искренне радуясь, что брать его с собой не придется. Мы с Сатти представляли собой две разновидности плохого полицейского. Нас поставили напарниками в качестве своеобразного наказания, и теперь мы старательно отравляли друг другу жизнь. Больше нас ничего не объединяло.

Я вошел в ворота. Яркий белый свет фонарей указывал путь. Запах свежескошенной травы пробудил в душе волнение. Я не жил в этом общежитии, но в юности захаживал сюда на вечеринки и в гости к друзьям.