Изменить размер шрифта - +
Наплевать на домыслы. Пора забыть обо всех иных женщинах.

— Правда-правда… Чаще он думает обо мне и совсем редко — o своей мегере. Значит, не хотите?

— Только ради эксперимента и только между нами.

— Сказать? — Она еще раз улыбается.

— Сделайте одолжение.

Если даже он выиграет несколько минут — это не меняет дела. Все ведет к одному — к противоречиям внутри, несовершенству, к глупому любопытству, — высевает семена беспочвенной надежды на иное, на понимание, в конечном — на игру слов, но только не на то, что пред-дано до Адама.

— Ваши мысли обо мне!

— Ну… примерно что-то похожее…

Что еще можно ожидать? Человеческого бахвальства? Лжи? Жалкие потуги.

— Вам нравится моя кожа и живот, особенно вот здесь, — она ерзает на стуле.

Он едва не фыркает.

— Да, в самую точку.

— И еще вы думаете, что у вас здорово все получится.

— У нас…

— Да, у нас.

"Чокнуться можно, — проносится в голове. — С чего она?.."

— А теперь вы вспомнили что-то такое… зеленая дыра… холод в желудке, обрывки… обрывки фраз, потом восторг, от которого бегут мурашки… И еще вы думаете, что не все так просто?

— Да, зеленоглазая, ты угадала.

— Ей богу, я очень старалась, только я не знаю, чего "просто"?

— В тебе цыганская кровь?

Насколько можно быть правым в этом мире? Настолько, насколько позволяет опыт или то, что кажется опытом. Но карты можно передернуть и сдать заново, чтобы получить новую комбинацию.

— Но, вообще-то, ты не из тех, кто шляется по злачным местам.

— Верно, — он соглашается с трудом. — Я не создан для них… они для меня… но это неважно.

— С тобой что-то происходит, очень странное… — Она водит пальцем по стойке. — Даже не пойму… что-то от бездны и темноты…

"Или чистоплюйства", — доканчивает он про себя.

— Ты просто прелесть.

Теперь игра занимает его чуть больше. Ее наивность… ее доверчивость…

— Нет-нет, я могу помочь тебе…

— Я думаю, что здесь незачем помогать.

Он чувствует себя глыбой, утесом — если бы только не ее волны…

— Я бы помогла…

— Тебе надо поберечься.

Еще неизвестно, что прочнее.

— Тоти только об этом и твердит.

— Кто такой Тоти?

В общем-то, ему наплевать. Какая разница? Соперники волнуют не больше, чем содержимое стакана.

— О! Он мог бы стать папочкой целого счастливого семейства…

— Мне уже не нравится этот Тоти, нельзя так много говорить о нем.

— Мне иногда жалко его.

— Прикроем эту тему.

— Хорошо, но он не может на мне жениться…

Она доверительно наклоняет вперед худые плечи — слишком близко, чтобы обжечься — им обоим.

— Я его обожаю…

Она пригибает в нем все чувства. Ему даже не хочется вспоминать об Анастасии и о той, другой… впрочем, и о жене тоже.

— Я думаю, нам не стоит говорить об этом, а то обоим будет грустно и мы все испортим.

Кажется, такое уже было — горячая кожа и кровь в висках. Когда? Почему? Леонт не помнит.

— Мне бы не хотелось ничего портить, с тобой приятно разговаривать.

— Мне тоже.

Быстрый переход