— Большое спасибо. — Мэри переступила порог, ощущая себя незваной гостьей. Но все-таки она не готова была развернуться и уйти. — Я просто погляжу, если вы не против.

— Входи, входи, — повторила женщина, закрыла входную дверь и накрепко заперла два замка.

Мэри огляделась. Гостиная была футов двадцать на пятнадцать — примерно такая же, как у ее родителей. И планировка дома та же — гостиная, столовая и кухня, вытянутые в одну линию, точно бусины на четках. Лестница на второй этаж шла вдоль восточной стены, должно быть, с нее и упала Тереза. Мэри отвела взгляд в сторону. Гостиная была опрятна, обстановка самая простая. Выцветшие обои с узором из золотистых цветочков. Мэри вдруг вспомнила слова Фрэнка: «Тут годами никто ни к чему не прикасался». Мэри грустно усмехнулась: именно это и позволяло представить себе дом таким, каким он был, когда в нем жили Амадео и Тереза.

Мэри кивнула в сторону столовой:

— Можно туда пройти?

— Да, да, — почти шепотом ответила женщина.

— Спасибо. — Мэри чувствовала трепет в груди. Она словно видела, как Амадео пересекает столовую.

Хозяйка тронула ее за локоть.

— Входи, входи, — прошептала она и с неожиданным проворством, как агент по недвижимости, повела Мэри за собой.

Они вошли в кухню, совсем уже обветшалую. Посередине стоял красный пластиковый стол с одним стулом. И Мэри без труда представила себе сидящего за совсем другим столом Амадео — на нем чистая белая футболка, он прихлебывает из крошечной чашки эспрессо и разговаривает с Терезой.

— Входи, входи, — снова произнесла женщина, возбужденно указывая на заднюю дверь, забранную черной крепкой решеткой. Мэри последовала за старушкой, та толчком распахнула дверь, за которой открылся вид на задний дворик.

От увиденного у Мэри перехватило дыхание. Сверху висела сплетенная из выцветших веревок сеть — веревки пересекались, образуя ромбы. А с них свисало постиранное белье. Такой сушилки Мэри никогда еще не видела.

— Чудесно! — сказала она.

Женщина радостно покивала и засеменила по двору. На заборе висел ржавый механизм. Женщина крутанула ручку.

И внезапно рубашки, женское белье, носки поплыли над головами старушки и Мэри, перемещаясь то в одном, то в другом направлении, словно следуя указаниям понятной только им карты. Мэри даже невольно зааплодировала. Старушка закрутила ручку быстрее, белье запорхало во всех, казалось, направлениях сразу. Мэри смеялась от восторга. А потом до нее вдруг дошло.

Веревки. Она смотрела на шелестящее белье, на пролетающие мимо нее со свистом веревки. Рисунок их был уже не ромбическим — квадратным. И на полог все это не походило, скорее на сеть, — рыбацкую сеть, прикрепленную к блокам так, чтобы получилась чудо-сушка. Неужели такое возможно? И Мэри вдруг стало не до смеха.

Сколько людей жили в доме после Амадео? Наверное, не так много. Амадео соорудил это приспособление для Терезы. Мэри не знала этого — чувствовала. Она захотела порасспрашивать старушку, но тут из дома донесся крик.

Лязг механизма стих, белье замерло в воздухе. В проеме двери стоял и кричал по-корейски молодой человек лет двадцати пяти, со встрепанными от сна волосами.

— Что вы тут делаете? — наконец чуть успокоившись, гневно спросил он Мэри. — Вы меня разбудили!

— Мне очень жаль. Правда жаль. Я лишь хотела осмотреть дом и задать несколько вопросов о прежнем владельце, его звали…

— А, так и вы из этих! — Парень всплеснул руками. — Они уже спрашивали, были ли вы здесь.