– Да уж… Теперь с вами не соскучишься, – покорно согласилась Дженна.

Добродушная и разговорчивая Стелла Рубинштейн принадлежала к числу самых колоритных жительниц Бухты Ангелов. Дженна не понимала, правда, почему Стелла выбрала именно музыку для самоутверждения, но прекрасно знала как профессионал, что музыка – самое лучшее лекарство для уязвленной души. И Стелла, несомненно, получала от этого лекарства немалую пользу. Когда шесть недель назад она пришла на первый урок, то чувствовала она себя крайне неуверенно и была вся какая-то поникшая и бесцветная. Теперь же ее ученица покрасила волосы, сбросила несколько фунтов лишнего веса и свою обычную небрежную одежду сменила на облегающие джинсы и свитер. Благодаря новой стрижке она стала выглядеть свежо и молодо.

– Я получаю истинное наслаждение от игры, – продолжала Стелла. – У меня возникает такое ощущение, словно я делаю нечто чрезвычайно важное и как будто я уже не та, прежняя, а совсем другая. Это звучит глупо, я знаю.

– Вовсе не глупо. Музыка говорит с сердцем человека. Она преображает его.

Дженна всегда обращалась к пианино как к лекарству, когда чувствовала себя несчастной или одинокой. В таких случаях она вся без остатка отдавалась техническим сложностям исполнения Третьего концерта Прокофьева или «Патетической» сонаты Бетховена. Однако, несмотря на обретение Стеллой веры в себя, Дженне очень не хотелось, чтобы та выступала перед публикой, по-настоящему не подготовившись, хотя, по зрелом размышлении, Дженна поняла, что Стелла никогда не будет готова к подобному выступлению. Получая истинное удовольствие от игры, Стелла Рубинштейн при этом была начисто лишена чувства ритма. Она часто путалась, и ее пальцы то и дело сталкивались на клавишах. Но играла она с искренним воодушевлением, а это дорогого стоило.

– Почему бы вам на следующей неделе не прийти ко мне дважды? – предложила Дженна. – Чтобы уж действительно довести музыкальную пьесу до совершенства. Вы же хотите, чтобы ваша дочь по-настоящему гордилась вами.

– Именно она и оплачивает мне эти уроки музыки. Она сказала мне: «Мама, хватит хныкать о том, что ты ничего не умеешь делать, научись хоть чему-нибудь. Ты же еще не так стара. Ты вполне можешь начать новую жизнь. Можешь встретить другого мужчину». – Стелла рассмеялась. – Как будто мне нужен другой мужчина! Но против новой жизни я бы возражать не стала. Я ведь прекрасно понимаю, что играю совсем не так хорошо, как мне кажется, Дженна, но игра действительно доставляет мне удовольствие. Я давно уже не чувствовала себя так хорошо. – Глаза Стеллы затуманились. – Мне будет тяжело отдавать свою девочку замуж. Остается только надеяться, что она сделала более удачный выбор, чем тот, что когда-то сделала я. – Стелла помолчала. – А ваши родители не разведены?

Дженна покачала головой, готовясь произнести очередную ложь о себе. Казалось, теперь лжи не будет конца.

– Они оба уже умерли.

– О, извините.

– Довольно давно.

Дженна надеялась, что на этом вопросы закончатся.

– Уверена, что боль от утраты еще не прошла. Моя мама умерла пятнадцать лет назад, но мне так ее не хватает. Мне иногда хочется с ней поговорить. Каждый год на День благодарения, когда я фарширую индейку по ее рецепту, я всегда вижу ее лицо и как будто слышу, как она укоряет меня за то, что кладу слишком много масла.