Кахилл отчаянно жалел, что эти распечатки не попали к нему во вторник: Сара никак не могла сделать этих телефонных звонков, поскольку в воскресенье они не расставались ни на минуту. Он вообще жалел о многом — и о том, что познакомился с бывшей женой, и о том, что стал недоверчивым. Он уже понял, что попался в ловушку прошлого. Но больше такое не повторится. Что бы ни случилось, он будет думать о Саре, а не пропускать недавние события сквозь призму воспоминаний о Шеннон. Два года назад он освободился от нее эмоционально, а теперь — полностью. Шеннон потеряла всякую власть над ним.

Эти многочисленные звонки навели его на удачную мысль. Съездив в «Галлериа-сентер», Кахилл нашел наиболее удобно расположенную камеру и взял пленку, отснятую вечером в воскресенье и понедельник. Качество записи по-прежнему было дрянным, но на пленке Кахилл увидел того же самого таинственного незнакомца. Тот же стиль одежды, прическа, телосложение.

Вот он, убийца. Мерзавец. Сообщение Кахилла привело в негодование весь отдел. Но преступника по-прежнему никто не узнал. Несколько кадров было увеличено, и выяснилось, что он старательно прятал от камеры лицо. Никто из видевших снимки не воскликнул: «Постойте-ка, он мне кого-то напоминает!» Полиции требовался прорыв, слепой случай, чудо. Узнать преступника по фотографии мог только художник, обращающий внимание на линию челюсти и постановку ушей.

Миссис Ванетта не узнала убийцу, но ее так напичкали транквилизаторами, что она не узнала бы и родную мать. Никто из троих детей супругов не был знаком с таинственным незнакомцем — значит, другом семьи он не считался. Дочери Ланкфордов тоже не знали, кто он такой. Оставалось последнее предположение — товарищ по работе или деловой партнер. Но ни один из сотрудников Джейкоба Ванетты не узнал человека, изображенного на снимках. Но кто-то же должен был знать его! В дверь просунул голову Лейф Стрикленд, компьютерный гений отдела. Его глаза были широко раскрыты от возбуждения, волосы взлохмачены.

— Док, слушай, кажется, я поймал этого ублюдка! Все присутствующие толпой повалили к нему в кабинет. — Вот запись с автоответчика Ланкфордов, — пояснил Лейф.

Все записи, разумеется, были конфискованы — вместе с цифровыми аппаратами.

— Ты хочешь сказать, он оставил сообщение? — изумился Кахилл.

— Да нет! Видишь, на телефоне миссис Ланкфорд есть кнопка мгновенной записи: например, если кто-то начал бы угрожать ей по телефону, достаточно было бы нажать кнопку, и весь разговор записался бы на автоответчик. Она ничего не пыталась записать, она звонила в службу спасения, но была перепугана, верно? Она схватила телефон и случайно нажала не ту кнопку. Я прослушал все записи и наткнулся на какие-то странные шумы. Не знаю, чем они заинтересовали меня… просто звучали странно. Я переписал их, пропустил через программу, и…

— Не надо подробностей, — перебил Кахилл. — Выкладывай главное.

Лейф ответил ему оскорбленным взглядом гения, мечущего бисер перед невеждами.

— Ладно, слушай. Запись надо еще немного подчистить, убрать статические… — Под взглядом Кахилла он осекся и нажал кнопку.

Треск, шорох, хриплое дыхание перепуганного человека. Потом негромкий шелест, еле слышный скрип и глухой хлопок.

— Что это было?

— Последний звук — выстрел, — деловито объяснил Лейф. — Пистолет с глушителем. А теперь послушайте, что было до того.

Все напрягли слух, и Кахиллу показалось, что он слышит чей-то голос.