А теперь?
Теперь посольство запачкано всей этой историей. Чертов Коломийцев, проработавший три года под посольской крышей, получил наконец возможность проявить себя и благополучно сел в лужу.
Сидит теперь под домашним арестом в ожидании высылки в Москву.
Но Коломийцевым дело не ограничится. Эмир не тот человек, которого так уж сильно заботят добрые отношения с Москвой. Он сидит на своих нефтяных скважинах при полной поддержке американцев. Вдруг теперь никого кроме полномочного посла и его жены не будут приглашать на приемы? Это еще самый мягкий вариант. Хуже, если кого-то еще за компанию с Коломийцевым объявят персоной «нон грата» и отправят на Родину.
Вдобавок навесили заботу об арестованных.
Как-то надо защищать их интересы, хотя он, Астафьев, не виноват, что они удосужились проколоться. По старому законодательству могут навесить на двух исполнителей по пожизненному сроку. Даже смертную казнь — как раз недавно статьи за террор ужесточили во всех странах Персидского залива.
— Нас могут прослушивать, — с самого начала предупредил Веденеев. — Я ни в чем не виноват, но все равно лучше соблюдать осторожность.
— Как вы? Держитесь?
Ни переживаний, ни заботы в голосе не звучало.
Словно занятого человека на выходе из офиса поймал докучливый нищий с болячками, живописно намалеванными краской. Но репортеры рядом, и никак нельзя отпихнуть проходимца.
— Держусь. Подавляют, но держусь. Можно, я задам несколько вопросов?
— Пожалуйста, — сделал одолжение дипломат.
— Сколько человек они арестовали?
— Пашутинского в аэропорту Абу-Даби. И Коломийцева.
Судя по тому, что первая фамилия была назвала вслух, паспорт на имя жителя Махачкалы уже отыграл свое.
— Нам еще не устраивали очных ставок. Кто он такой, Пашутинский?
Вопрос имел целью уточнить: окончательно ли Москва остановилась на признании в них сотрудников спецслужб. Может, кого-то в МИДе уже отправили на пенсию за вопиющую ошибку, вернулись к прежней версии или изобрели новую, третью?
Второй секретарь нахмурился. Недипломатично заданный вопрос поставил его в неудобное положение.
— Говорит, тоже специалист по нефтепромысловому оборудованию, — вывернулся он после недолгой заминки.
«Значит, в Москве сделали осознанный выбор, — окончательно убедился Олег. — Если бы они еще нашли возможность вовремя довести до нас, простых смертных, новую генеральную линию».
— Бедняга. Мы с ним дважды коллеги. По работе и по несчастью. Видели его после ареста?
— Полчаса назад. Он не слишком хорошо выглядит. Пока мы общались, у него трижды сменилось настроение: от агрессивного возбуждения до депрессии и обратно.
— — Еще бы. Ни за что ни про что оказаться в камере; У меня в жизни были разные неприятности, я в этом смысле человек закаленный.
— Какие есть пожелания? Что передать родным?
— — Что нас не оставят в беде. Когда появится адвокат?
— Завтра прилетает.
— Вы уже обговорили с местными товарищами время нашей с ним первой встречи? Чем раньше, .тем лучше.
— — Думаю, он сам по приезде…
— Нет уж, будьте добры. Пока он устроится в гостинице и примет ванну, пока застанет начальство на рабочем месте, пройдут лишние сутки. Мне бы хотелось сотрудничать со следствием и быстро разрешить недоразумение. Но в одиночку я не потяну. Нужен человек досконально знающий здешнее судопроизводство.
— Понимаю-понимаю.
«Так какого же хрена ты до сих пор не решил вопрос? — кипел внутри Веденеев. — Почему вас, номенклатурных чинуш, постоянно надо клевать, чтобы заставить хоть немного крутиться?»
— Есть претензии по условиям содержания?
Как вас кормят?
Олег не собирался грузить Астафьева мелочами, но вопрос прозвучал настолько равнодушно и формально, что он выдал полный список:
— Кормят ничего, но чай — моча. |