— Я хочу сделать заявление, — он сдерживался из последних сил, чтобы говорить спокойно.

Обернувшись, адвокат сделал предостерегающий жест.

— Этот тип заправлял всей травлей, — у осипшего от волнения Пашутинского, надулась вена на лбу. — Хватило наглости вызвать его сюда! — возмутился он.

Приходько быстро переориентировался: момент в самом деле не стоило упускать. Он повторил просьбу устами катарскгго адвоката, сидевшего с ним бок и бок. Судья медленно и глубокомысленно ответил, что выслушает заявление на следующий день, когда полковник Дауд закончит давать показания.

В отличие от судьи начальник оперативно-следственной группы говорил быстро и по-военному четко. Катарский адвокат не успевал все переводить для Приходько. Пашутинский вообще ничего не понимал. И только Олег, свободно владевший арабским, с возрастающей озабоченностью слушал показания. По словам полковника, выходило, что Володя признался в главном.

Отчитавшись перед судьей, Дауд отправился прочь из зала. Приходько заторопился, вскочил на ноги, тряся щеками и пышной грудью. Ему важно было сделать заявление о недозволенных методах и сразу же задать «свидетелю» важные вопросы.

Услышав о пытках, судья неожиданно изменил мнение. Об этом он позволит сказать под занавес процесса, когда подзащитным будет предоставлено последнее слово.

— То есть как? — взвизгнул Приходько. — Вы ведь сами только что обещали дать нам возможность сделать заявление. Это уже ни в какие ворота… Если вы попытаетесь замять вопрос, я буду ходатайствовать перед органами прокуратуры России о международном следственном поручении. С учетом Нью-йоркской конвенции против пыток от восемьдесят четвертого года, которую ваша страна благополучно подписала! Как минимум, признания, выбитые такими методами, не могут быть использованы в качестве доказательств!

Местный адвокат еще не начал переводить, а судья уже вынес решение удалить российского адвоката из зала суда. Только подсудимые-иностранцы вправе выступать вслух на родном языке. Остальные могут высказываться только по-арабски. Зарубежные адвокаты не должны впрямую участвовать в процессе, превращая катарского юриста в переводчика. Приходько разрешается только конфиденциально высказать свое мнение нанятому для защиты катарцу. Либо в фойе, в перерыве между заседаниями, либо в зале «на ушко».

Заявления о пытках судья так и не допустил.

Вероника не принимала во всем этом участия — она проводила время со своими арабскими друзьями то на яхте, то на верблюжьих бегах, то в катарских ресторанах. Однажды она позвала Приходько с собой — отдохнуть и расслабиться.

Толстяк в самом деле нуждался хотя бы в кратковременном отдыхе. Он уже жалел, что взялся за это тяжелое дело. Уже понял линию катарских властей: вынести как можно более строгий приговор, а потом посмотреть, что предложит Москва.

При таком раскладе на него, Приходько, посыплются все шишки дома, именно его обвинят в проигрыше дела.

Попробовали бы участвовать в процессе на таких птичьих правах. Ты делаешь всю работу, а на суде ты никто, ты даже не в состоянии проявить свои ораторские способности.

Вдобавок постоянные проблемы в контактах с подзащитными: свидания то и дело переносятся, откладываются. Из материалов дела им до сих пор предоставили только десятую часть. На последнем коротком свидании Приходько посоветовал Олегу отказаться под этим предлогом от ответов на вопросы прокуратуры и дачи дальнейших показаний.

— Могу отказаться, — едва разжимая губы, Веденеев тем не менее отчетливо произносил каждое слово.