— Приняли ответственное решение? — Осведомилась Аня.

— Как это ни смешно…

— Кажется, я тоже. Определила генеральную линию построения личной жизни.

— Странно, я трудился над тем же самым, активизировав все мыслительные резервы, — рассмеялся Михаил. — И знаете, что решил? — Он снова заглянул в Анины глаза. — Признаюсь: решил завтра подкараулить вас у лицея после работы. Вроде невзначай. Стыдно?

— Откровенно? Меня это не огорчит. Так как я решила, что гулять с вами под дождем мне даже приятно.

22

Каждый день серый «вольво» ждал Аню под канареечным ясенем. Они не договаривались о встрече накануне и поэтому сердце Ани всякий раз радостно ударяло, как от совершеннейшей неожиданности. Теперь они направлялись в центр старой Москвы, оставляли машину в каком-нибудь переулке и шли гулять, куда глаза глядят. Говорили мало, но все, что она узнавала о Михаиле, ей нравилось: парень из семьи технарей, учился в институте городского хозяйства, каждое лето проводил в стройотрядах — зарабатывал деньги то на гитару, то на строительство дома на садовом участке.

— Помешан я был на всяческих сооружениях. Едва ползать начал, уже из песка возводил «город будущего». А вот теперь, смотрите, Анечка, как вам этот шедевр? — Михаил указал на отреставрированный особняк за чугунной оградой в стиле модерн.

— Очень неплохо!

— Еще бы! Архитектор Щусев. Потом похозяйничали пролетарские буржуины, затем чиновничья номенклатура. Добро общественное — что можно, расхитим, остальное изгадим. А вот чинил все это я.

Потом ещё Михаил не раз показывал на разные дома — восстановленные и новые с гордым комментарием: «Тоже мой дом!».

Однажды Аня расхохоталась:

— Теперь мне понятно, почему вы предпочитаете бродить по улицам. Чужие строения раздражают. А в собственное пригласить неудобно.

— Это верно. На конкурентов либо злюсь за то, что хорошую возможность загубили, либо завидую, — ну, это если уж очень хорошо получилось. Поэтому все время рвусь к новым, как говорили, свершениям. Трудоголик. И вас за это люблю, Анечка. Заметил, как вы на своих занятиях выматываетесь, а без работы чахнете — даже лицо становится маленьким и тоскливым, как у брошенного щенка.

— Вот беда! А я-то думала, что выгляжу блестяще и радую притязательный мужской взгляд. Оказывается… Значит, как у брошенного щенка? — Достав пудреницу, Аня взглянула в зеркальце. — Правда, пора на Канарские острова. И аппетит страшный с вами нагуливаю — вчера полкастрюли борща в двенадцать ночи съела. Мать даже испугалась.

— Кретин, дубина! — Михаил закрыл лицо ладонями. — Таскаю голодную девочку по улицам и все хвастаюсь, хвастаюсь… Лучше бы повел в пиццерию.

— Неплохо придумано, оригинально. Но это в следующий раз. Вы уже должны мне два фанта — романс под гитару и тройную пиццу.

…Теперь она с волнением ждала вечера и того момента, когда впорхнет в распахнутую дверцу серого автомобиля. Однажды, быстро переодевшись в своем лицейском кабинете, Аня выглянула в окно — знакомого «вольво» на месте не было. А что если это не случайность и госпожа Венцова теперь трижды брошенка — Денисом, Карлосом, Михаилом?! О, Господи, она даже не знает его номер телефона! А если… Ведь с бизнесменами происходят такие страшные вещи. «Куда ж ты пропал, Миша? Ну, позвони хотя бы, позвони!» взмолилась Аня, впервые перейдя на «ты». И сразу стало ясно, как фальшиво и отстраненно звучало официальное «вы».