И если в жизни таких близких Вам людей, как родители, было что-то похожее на средневековую легенду, то хотелось бы, чтобы Вы в своих наблюдениях над человеком не довольствовались только любимыми очками, а заглянули в собственную душу. Ведь задача литератора прежде всего — в правдивом изображении человека, не так ли?

1941 г.

Таинство

Виктор Мазурик, перевод на русский язык

РАЗГОВОР С УШЕДШИМ

Говорят, умершим дано жить только в памяти тех, кто остаётся на Земле. Слой же человеческой памяти со временем тает, и всё труднее становится умершему существовать в памяти живого; да и сами живые, приходит время, покидают этот мир. Что происходит тогда с духом ушедшего прежде, с его пожеланиями, обращёнными к этому миру?

Вада Минору.

Ты погиб на войне 25 июля 20 года Сева, о твоей смерти я узнал в конце того же года, пару лет назад. Из тех двадцати с лишним ребят, что до отправки в армию дважды в месяц собирались у меня дома, пал на войне ты один — все остальные, кроме Ивами, без вести пропавшего на Филиппинах, благополучно демобилизовались. С тех пор минуло два года — два года смятения и хаоса порушенной жизни, в которой каждый, как зверь, исступлённо бьётся за собственное спасение. Я не смог даже встретиться с твоими друзьями, вернувшимися с войны, и не нашлось у меня сил оплакать тебя, приютить у себя в душе.

Всего несколько дней назад в газетных объявлениях я обнаружил твоё имя, набранное крупным шрифтом среди авторов журнала "А", и, поражённый до глубины души, не поверил своим глазам. Как я и подумал, при столь редком твоём имени это не был однофамилец, речь шла о публикации дневников лицеиста, погибшего на фронте. Словно окликнутый с далёкого берега, я с нетерпением ожидал выхода журнала и, как только он появился, сразу же прочёл твои записи. Это были искренние юношеские откровения, выдержки из дневников и заметок со времени твоего поступления в декабре 18 года Сева в военно-морское подразделение Оотакэ и до гибели направляющим "человек-торпеды" в июле 20 года. Опубликованные отрывки были невелики по объёму, но в них остро ощущалось твоё духовное восхождение: сомнения во время торжественных проводов на фронт с отрядом учащихся, их преодоление и, наконец, холодно-спокойный взгляд в лицо смерти. Порой ты смутно возникал перед моими глазами и улыбался. Той самой твоей улыбкой — помаргивая за стёклами очков, нервно подёргивая лицом…

Перед уходом в армию тебя переполняли неразрешённые вопросы. Когда после прощального сбора в моём доме все разъехались по родным краям, ты вдруг пришёл ко мне один. "Здесь рядом живёт дядя, я приглашён к нему, но ещё рано, и он пока не вернулся с работы, а мне хотелось бы с вами поговорить…" — так извинялся ты за свой визит.

По обычаю, вы, ученики Первого лицея, всегда ходили ко мне компанией, в одиночку ты пришёл тогда в первый и — больше того — в последний раз. Пришёл один, потому что решил поговорить о том, чего не мог сказать при всех на прощальном сборе. Как всегда нервно помаргивая, ты объяснял мне, что не только сама война вызывает у тебя сомнения — ты ещё не ощущаешь в себе и готовности к смерти. Чтоб обрести эту готовность, ты штудировал философские труды, особенно доктора Нисиды, но, как сказал сам же с горькой усмешкой, ничего не обрёл, а лишь испытал раздражение.

Я разделял твои чувства, но не мог сказать ничего, кроме сухих фраз: что при всех сомнениях, раз страна велит, надо отправляться на фронт, что отвага несомненно обретётся в битвах и что решимость принять смерть тоже родится сама, из твоих же поступков. А ещё я тогда всей душой предостерегал тебя: нельзя торопить смерть.

Помнишь ли? — ты спросил меня: "В чём же ценность для человека такой философии, если у неё нет ответа на столь насущные вопросы, естественно возникающие в душе перед лицом смерти? Может, причина в том, что японским философам не приходилось по-настоящему страдать от горестей человеческой жизни и они создавали свою науку, отстранясь от людских мук? А может, философия — наука, вообще не имеющая отношения к вопросам жизни и смерти, этакая гимнастика ума самодовольных философов?"

Вспоминаю, как, затрудняясь с ответом, я рассказал тебе о Бергсоне, с которым встречался в годы учёбы во Франции.