— Все, что мы можем сделать в этой ситуации, так это поражаться, миссис Блейр. Давайте переключимся на тот вечер, когда умерла Дэффи.

— А в чем дело?

Она не сдавала позиций; было ясно, что она приготовилась сражаться до последнего.

Шейн сказал:

— Гарольд Пибоди присутствовал на обеде.

Она кивнула:

— Первый раз после смерти мистера Роджелла.

— Кто выбирал меню обеда в тот вечер?

— Я,— сказала экономка вызывающе.— Миссис Роджелл не очень часто обременяла себя такими заботами.

— Значит, это была целиком ваша идея приготовить отдельно цыпленка под соусом для Генриетты?

— А что в этом плохого? Остальные ели креветок и другие морские продукты, а у нее они вызывают тошноту.

— В принципе в этом нет ничего плохого. Я полагаю, каждый из присутствующих знал о ее аллергии и о том, что цыпленок приготовлен специально для нее?

— Знали, еще бы не знать. Она об этом всем уши прожужжала.

— И на буфете, где вы сервировали обед, было два отдельных электрических термоса?

— Термос с цыпленком и закрытая кастрюля на электроплитке.

— Как долго они там находились до начала обеда?

— Термос с цыпленком, может быть, минут двадцать. Я положила туда цыпленка, а потом помешала разок-другой, когда сидела за столом.

— Как я понял, за обедом говорили о смерти мистера Роджелла.

— Там был полный дурдом,— отрезала миссис Блейр.

— Генриетта вопила, что она знает, будто Джон был убит, и она собирается доказать это, и дойдет до губернатора штата Флорида, чтобы добиться вскрытия Джона, прежде чем его кремируют. А все другие старались ее урезонить, и чем они больше старались, тем она громче вопила.

— Предположим, кто-то решил положить стрихнин в ее цыпленка,— спокойно сказал Шейн.— Кто имел такую возможность?

— Да кто угодно. Они толпились вокруг обеденного стола с бокалами в руках и все разом говорили с Генриеттой.

— В том числе и Чарльз?

— О нет. Он был здесь, на кухне, пока это все продолжалось.

— Тогда можно исключить Чарльза из числа тех, кто мог что-то подсыпать в цыпленка?

— Ну, я… я не знаю, как сказать. Он всегда был мил со мной и помогал за столом. Ну, к примеру, положит лед в стаканы, нальет воды. Он мог входить и выходить раз или два.

— Вы видели, как Генриетта дала собаке кусочек цыпленка?

— Конечно, нет,— презрительно фыркнула миссис Блейр.— Что до меня, то я вообще не верю, что она это сделала. Я думаю, это ей взбрело в голову, когда бедную собачку стало тошнить, вроде как саму Генриетту. Обвинить меня в том, что я ей подала отравленную еду!

— Кто распорядился, чтобы вы выбросили остатки цыпленка и вымыли посуду до того, как придут полицейские?

— Никто. Я была до того не в себе, когда она начала вопить, будто ее цыпленок был отравлен, что стала хватать тарелки и блюда, и уносить их, и выбрасывать остатки,— миссис Блейр сердито взглянула на Шейна.— Делайте из этого какие хотите выводы. Вроде тех полицейских. Вы только представьте: если б вы готовили для людей тридцать лет, и вдруг вас обвиняют, что вы отравили их еду. Как тут не выйти из себя?

— Да, наверное,— успокоил ее Шейн.— Если бы кто-то в доме захотел найти стрихнин, миссис Блейр, куда бы он за ним направился?

— Туда же, куда пошел Марвин прошлой ночью, я думаю. Прямо в гараж, там садовник держал его, чтобы морить кротов.

— И я предполагаю, что каждый знал и об этом тоже,— заметил Шейн.