— А ещё, — вставила своё веское замечание Наташа, — он принимал участие в ликвидации командования французского корпуса под Альби.

— Да! — радостно подтвердил Толян, и улыбка криво поползла на правую нетронутую опухолью сторону.

— А почему он у нас теперь? — спросил Глеб.

— Ефо комиссофали, — пояснил Преклов. — Я слыфал, фто у господина Клайчека полофина потлохоф заменена, плотез фместо лефой луки и титановая пластина ф голофе! Он антантафцеф убил больше, чем… чем… чем ты считать умееф! Когда-нибудь я стану таким же, как господин Клайчек.

— Ты? — Наташа одарила Преклова сочувственным взглядом. — Сомневаюсь. Вот я стану точно. А вам, двум придуркам, максимум, что светит — вспомогательные войска. Будете патроны подтаскивать тем, кто действительно на что-то годен.

Толян, не ожидавший такой наглости, собрался было возразить, но слов не подобрал и только раскраснелся от натуги, шлёпая губами.

— Не обращай внимания, — махнул рукой Глеб. — Это она с позапрошлой недели успокоиться всё не может. Ну, после рукопашки.

— А-а, — вспомнил Преклов, и круглые от возмущения глаза медленно сузились. — Это ж ей тофда на умную башку фосемь шфоф ноложили. Хе-хе. Фто-то ты не сильно на Палача тянула.

Наташа, глядя на криво ухмыляющуюся толянову физиономию, терпеливо молчала. И только дождавшись, когда Преклов на гребне волны упоения местью начал корчить рожи и закатывать глаза, ответила. Она сорвалась с койки, перемахнула через мирно лежащего Глеба и со всей силы засветила ногой в грудь обидчику, пока тот старательно изображал полуобморочное состояние. Толян охнул и грохнулся на пол, хватая ртом воздух. Плотно сжатый кулак завис над его и без того разукрашенным лицом, но не опустился, перехваченный за запястье. Левой ладонью Глеб ухватил Наташу за подбородок и потянул вверх, одновременно выкручивая всё ещё сжатую в кулак руку за спину.

— Хорош! Остынь!

— Убью!

Глеб заломил руку посильнее, и Наташа, ещё пару раз дёрнувшись, вынуждена была угомониться.

Приготовившиеся уже наблюдать развитие драки одногруппники разочарованно вернулись к своим делам.

— Отпусти, — процедила Волкова сквозь зубы.

— Ты успокоилась?

— Отпусти, сказала. Я его не трону. Ты мне плечо вывихнешь.

Глеб разжал руку и отступил назад, готовый дать отпор в случае блефа. Но Наташа в драку больше не лезла. Она поправила форму и, не оборачиваясь, пошла к своей койке.

Преклов уже поднялся с пола и сидел теперь, потирая ушибленную грудь.

— Ты как? Живой? — поинтересовался Глеб.

— Жифой. Фот федь сфолочь бешеная.

В столовой царило праздничное настроение. Чертовски питательная, несусветно полезная и в равной степени отвратная пищевая масса сегодня была щедро посыпана изюмом. Вообще Глеб за два года уже свыкся с этой напоминающей по виду творог и липнущей к зубам дрянью, чей вкус варьировался в течении недели от клубничного через апельсиновый к дынному. Больше всего Глеб любил вторник и пятницу, по этим дням давали «апельсин» — оранжевый брикетик, приправленный ядрёными синтетическими добавками, которым удавалось почти полностью забивать собственный вкус пищевой массы. «Клубника» с «дыней» этим не могли похвастать, а потому из-под ягодно-бахчёвых ароматизаторов пробивался мерзкий привкус рыбьего жира, дрожжей и скисшего молока.

— Ты изюм будешь? — уставился на порцию Глеба подсевший рядом Толян.

— Нет, тебе оставлю.

— Плавда?! — глаза Преклова вспыхнули неподдельной благодарностью, и он тут же потянулся собирать вожделенные сморщенные виноградины с пищевого брикета.