— Я себя чувствую, по-моему, это уже неплохо. Какие-нибудь новости?

— У меня? Нет, я просто хотел узнать, как ваши дела. Вы вчера выглядели такой утомленной…

Я думаю! После всего, что на меня свалилось слон бы выглядел утомленным, а не то что слабая женщина.

— Никак. Даже работать не могу. Голова занята совсем другими вещами. Подозрения какие-то дурацкие…

— Надеюсь, вы ими ни с кем не делились? Мне дело представляется достаточно серьезным, чтобы не болтать о нем лишнего.

— Не делилась, но если я буду все время крутить это в голове, то сойду с ума. Или напьюсь в лоскуты.

— Ни в коем случае! Если хотите, я приеду. Напивайтесь при мне.

— Вам нравятся пьяные женщины?

— Нет, конечно, кому они могут нравится? Но в принципе пить в одиночку — последнее дело. Так мне приехать? Без выпивки, разумеется…

Я представила себе одинокий вечер, один из многих и многих за последнее время, и мне стало безумно тоскливо. Даже на Масика рассчитывать не приходится, он скорее всего и не позвонит, чтобы я глубже прочувствовала свою вину. Ладно, в последний раз дам себе поблажку, а потом — работать. Два дня по полторы нормы — и все наладится.

— Приезжайте. Напиваться я не собиралась, это была шутка такая неудачная, но хоть выговорюсь. Если, конечно, это не проявление жалости с вашей стороны.

— Благотворительность — не мой профиль, Наташа. У меня другая работа. Тогда — до вечера, и постарайтесь за это время не придумывать себе всякие ужасы. Вам еще Павел наверняка позвонит, глядишь, прояснит кое-какие вопросы. Договорились?

Я положила трубку и посмотрела на себя в зеркало — за истекшие сутки я это сделала столько же раз, сколько за весь минувший год. Ничего хорошего, разумеется, не увидела, но последуюшие полчаса занималась тем, что пыталась замаскировать основные дефекты: запудрить чрезмерную бледность, причесаться по-человечески, а не по принципу: «Я упала с самосвала, тормозила головой», ну и так далее. Чуда не произошло, но теперь на меня хотя бы смотреть можно было, не вздрагивая.

— Ах ты, мерзкое стекло, это врешь ты мне назло, — сказала я зеркалу.

Оно не ответило и я пожалела, что говорящие зеркала бывают только в сказках и в произведениях братьев Стругацких. Меня бы такой собеседник сейчас вполне устроил.

Глава пятая. Пожар на Рождественке

Он все предусмотрел. Никому в голову не пришло спрашивать, где он был во время пожара. Наоборот, все смотрели с сочувствием и без конца извинялись, что в такой момент… Конечно, он бы с большим удовольствием остался дома и наслаждался покоем и тишиной, но это еще успеется. Он сможет слушать своего любимого Вагнера не с наушниками, а «открытым звуком», курить там и тогда, когда ему хочется — хоть среди ночи в постели, пить свое любимое виски, не рискуя каждую минуту услышать, что слишком много и слишком часто пьет. Жизнь снова поворачивалась к нему приветливым лицом, да и пора бы. Слишком давно он расплачивается за одну-единственную ошибку. И слишком дорого. А своих денег много никогда не бывает, много бывает только чужих денег.

Он правильно рассчитал, и теперь точно знал, где находится единственная улика против него. Если она, конечно, уже передана. Шансов пятьдесят на пятьдесят, но надо проверить все варианты, в том числе и самые, казалось бы, безумные. В принципе, этой мелочью можно пренебречь, но существует такая идиотская штука, как межличностные отношения, и они вполне способны разрушить самые хитроумные логические построения. Но зато способны и принести немалую выгоду — при умелом использовании.

А он совершенно точно знает, на какие рычаги следует нажать, какой способ общения избрать, о чем спрашивать, а о чем — умалчивать.