— Нарядили корову в боевое седло, — проворчала разочарованно Мильда.
Радка сказать ничего не осмелилась, лишь вздохнула и поджала губы.
И лишь Рейнхард не сдавался.
— Ну ладно, платья носить ты не умеешь, — обратился он к шеламке. — Но колдовать-то еще не разучилась? Глаза-то гостям отвести сможешь, будто ты этот самый весенний цветок и есть?
— Колдовать опасно, — отозвалась Десси и, увидев изумленно взлетевшие Рейнхардовы брови, пояснила: — Ты же помнишь, что с этим замком получилось. На каждого колдуна потом другой колдун находится. А про наш замок уже слухов пошло — в подол не соберешь. Ясно, что чужане без своего колдуна сюда не сунутся, а уж он рано или поздно обман почует.
— И что же тогда? — быстро спросил Рейнхард.
Он догадывался, что шеламка никогда не решилась бы выставить себя на посмешище перед Карстеном, если бы не держала что-то в уме.
— Значит, надо, чтобы все было без обмана. Вспомнила я тут один фокус… Скажи, доменос, в вашем роду женщины молодыми умирали?..
Глава 28
Склеп, как и заведено, располагался в подземелье замка, рядом с винным погребом, угольным подвалом и старой гардеробной.
— Неплохо покойнички устроились! — решил Дудочник, когда они с Десси обследовали подземелье. — Погреться, одежду сменить, винца хлебнуть…
Во времена Большой Уборки до склепа ни у кого руки не дошли, да, впрочем, там и грязи особой не было: если какая пыль туда попадала, ее смывала вода, по капле оседавшая на так и не отогревшихся с прошлой зимы стенах. Холод, сырость и запах нежилого дома.
Склеп был невысок — посередине потолок лишь чуть выше роста среднего человека, а в боковые крипты можно было заглянуть, только присев не корточки. И невелик — в нем помещалось не более двух дюжин каменных гробниц, напоминавших Десси гусятницы. На крышках гробниц лежали, уставив невидящие глаза в потолок, каменные изваяния их владельцев — кто с оружием, кто с лютней, кто с беркутом на плече, кто с любимой собачкой у ног. Когда приходило время потесниться и принять в это молчаливое общество нового собрата, старейший прах замуровывали в стену, а в освободившуюся гробницу ложился новый граф ди Луна. Погребальную нишу в стене закрывали барельефом, и сейчас со всех сторон на вошедших смотрели мужские, женские и детские лица, исполненные не слишком искусно, но от этого не менее выразительные.
Карстен долго бродил по склепу и инспектировал родственников при свете чадящего факела. Наконец он нашел желанную могилу и подозвал Десси и остальных.
— Вот, — представил он покойницу, — Энвер ди Луна, моя тетка по отцу. Умерла семнадцати лет от роду или около того.
— А от чего померла? — Радка прониклась к покойнице таким сочувствием, что посмела задать вопрос господину маркграфу, перед которым в обычной жизни отчаянно трусила.
— Не знаю, — рассеянно отвечал Карстен. — Это же лет тридцать назад было, если не больше. Кажется, матушка говорила: «от тоски».
— От скуки, — буркнул Рейнхард и тут же заработал от брата подзатыльник.
— А что?! — тут же принялся оправдываться юный неслух. — Вон отец тоже всегда говорил: «Девке любая блажь прийти может, хоть Энвер нашу вспомни», — и ловко увернулся от второй затрещины.
Десси, не слушая перепалку братьев, рассматривала каменную графиню. Действительно молодая и, вероятно, миловидная — резчик даже не стал надевать ей на голову покрывало, а на пальцы колец, но любовно выточил каждую прядь пышных кос, каждый точеный пальчик и чуть удлиненные запястья. |