С каким-то

Странным чувством, похожим на робость, слушал

Ундину

Рыцарь: ее родные были ему не по сердцу.

Но Ундина своею тихою прелестью снова

Сладкий покой возвратила ему, и, любуясь с ней

вместе

Зеленью берега, так благовонно, свежо и

прозрачно

Светлою влагой объятого, рыцарь сказал: "Для чего

же

Так нам спешить отсюда, Ундина? Уж, верно, не

встретим

Мы нигде толь мирного счастья, каким насладились

20 В этом краю; побудем же здесь; никто нас не

гонит".

"Что ты, мой друг, прикажешь, то и будет,

сказала с покорным

Видом Ундина, - но слушай: моим старикам

разлучаться со мною

Тяжко и так, а они еще не знают Ундины,

Новой, нежной, любящей, смиренной Ундины; и все

им

Мнится еще, что смиренье мое не надежней покоя

Вод; и меня легко позабудут они, как весенний

Цвет, как быструю птичку, как светлое облако; дай

же

Милый, в тот миг, как навек на земле нам должно

расстаться,

Скрыть мне от них тобой сотворенную, верную душу.

30 Если же долее здесь мы пробудем, то буду ль уметь

я

Так притвориться, чтоб им моя не открылася

тайна?"

Рыцарь был убежден, и вмиг собралися в дорогу;

Снова коня оседлали; священник вызвался с ними

В город идти через лес и с рыцарем вместе Ундине

Сесть помог на седло. Обнялися; расстались; Ундина

Плакала тихо, но горько; добрый рыбак и старушка

Выли голосом, глядя за нею вслед и как будто

Вдруг догадавшись, какое сокровище в эту минуту

В ней потеряли. В грустном молчаньи вперед

подвигались

40 Путники. Гущи лесной уж достигли они, и

прекрасно

Было видеть в зеленой тени на разубранном пышно

Гордом коне молодую робкую всадницу, справа

Старого патера в белой одежде, а слева, в богатом

Пестром уборе, прекрасного рыцаря. Бережно чащей

Леса они пробирались. Рыцарь одну лишь Ундину

Видел; Ундина же влажные очи свои в упоеньи

Новой души на него одного устремляла, и скоро

Тихий, немой разговор начался между ними из

нежных

Взглядов и вздохов. Но вдруг он был прерван

каким-то

50 Шепотом странным: шел рядом с священником

кто-то четвертый,

К ним недавно приставший. Он-то шептал. Как

священник,

Был он в белом платье, лицо закрывалось каким-то

Странным, широким покровом, которого складки,

как волны,

Падали с плеч и стан обвивали, и он беспрестанно

Их поправлял, закидывал на руку полы, вертелся,

Прыгал; но это ему ни идти, ни болтать не мешало.

Вот что шептал он в ту минуту, когда молодые

Вслушались в речи его: "Уж давно, давно,

преподобный,

В этом лесу я живу, как у вас говорится, монахом;

60 Правда, я не пощусь, не спасаюсь, а просто мне

любо

Жить на воле в глуши и в этом белом, волнистом

Платье под тенью густою разгуливать. Часто и

солнце

Чудно сверкает по складкам моим; а когда я

кустами

Крадусь, бывает такой веселый шорох, что сердце

Прыгает..." - "Вы человек замечательный, - молвил

священник,

Я бы желал покороче узнать вас", - "А ты кто,

когда уж

Дело у нас пошло на расспросы? - сказал

незнакомец.

"Патер Лаврентий, священник Мариинской

пустыни". - "Дельно;

Я же, просто сказать, свободный лесной обыватель {9};

70 Имя мне Струй; ремесла не имею; волен как птица;

Нет у меня господина; гуляю, и все тут.