Зельевик схватился за голову.

– Что? – развеселился Кеннет. – Вы сами просили ее это пить.

– Дэлман, заберите ее и приведите в чувство, – вздохнул декан. – Обвинения мы снимаем.

– Ура! – Я задвигала локтями, изображая победный танец. – Значит, я остаюсь в университете. Буду дальше учиться! Снова смогу зачет вместе со всеми в конце недели сдать, да?

Зельевик заерзал на подоконнике, явно пытаясь спрятаться за штору, Кеннет отлепился от кастрюли, шагнул ко мне. На талию легла теплая ладонь, решительно развернула к покосившимся в проеме дверям. Да… Я готова забираться и приводиться в чувство.

Кабинет прикольно, но со скрипом крутанулся, словно заделался ржавой каруселью, охранник шустро повесил мне на плечо мою же сумку. Какой милый стал, не то что был! Чуть не за шкирку сюда тащил и Легион звать собирался. Я показала ему язык, чтобы не думал, будто я совсем не злопамятная, Кеннет потянул меня прочь.

Сердце билось часто-часто, сменялись помещения и интерьеры. Помпезно обставленная приемная, пустой коридор, лестница с коваными перилами. Я держалась за них и по-детски прыгала через ступеньку, чему-то очень радуясь. Точно! Меня же не отчислили. Да здравствует справедливость!.. И Кеннет рядом, такой внимательный. Когда я в конце пролета с перил скатывалась, поймал…

– Ты меня спас, – сообщила я с придыханием, – в который раз. Ты самый лучший.

– Ага, дома даже грамота висит. – Он сгреб меня в охапку и больше не отпускал. Надеюсь, не только для того, чтобы снова не ловить.

Спустились мы к лекарям, где нерадивым студентам оказывают первую помощь. После медчасти повернули куда-то, где я раньше не бывала. Узкий коридор и двери-двери-двери, одинаковые. За одну из них Кеннет меня и втолкнул. О, мини-аптека! «Самопомощь» – прочла я на табличке крупный текст. И ниже мелкий: «В случае неправильно подобранных и использованных средств наш лекарский блок снимает с себя всю ответственность, но обещает сильно над вами не смеяться». В тесной комнатке громоздились полки с пилюлями и пузырьками. Кеннет взял обыкновенный стакан, что-то в нем смешал, потряс и сунул мне под нос. Ох, мама-мамочка! В глазах зарябило, дыхание сперло. Нашатырь отдыхает!..

– Через минуту-другую отпустит, – пообещал Кеннет и отпустил меня прямо сейчас.

Я не отпустилась. Прижалась, уткнувшись носом ему в грудь, жадно вдыхая его запах. Момент долгожданной близости, напряженная спина под моими ладонями. Он не обнял в ответ, лишь положил подбородок на мою макушку.

– Прости, – выпалила я. Эмоции шкалили, колотило изнутри. – Прости меня, я такая дура!

– Лёна…

– Нет, подожди… Я… ошиблась, очень ошиблась. Помнишь, ты меня у кустов выбрал? В заложницы. Именно меня, хотя я не ближе всех была. Потому что мое желание убраться из Междумирья повлияло, мой дар создательницы.

– И что?

– Была теория, что это не предел… влияния. Вдруг я заставила тебя сделать и другое?

Кеннет отстранился. Взглянул мрачно, без проблеска понимания.

– Раз уж мир меняется под меня, а желания исполняются, – я по-дурацки всхлипнула, – может, и ты тоже… Я в тебя влюбилась еще тогда, в Ладосе. Не знаю точно, когда именно. И я хотела, дико хотела взаимности. А потом оно сбылось. Вот и возник вопрос: не внушаю ли я тебе… любовь…

Кеннет спрятал руки в карманы.

– Поэтому я вела себя так.