|
Между тем мы вышли из ворот дома и стояли на тротуаре. - Так будешь? - спросил он настойчиво. - Сказал, что буду. - Нет, дай честное слово. - Фу, какой! Ну, честное слово. - Отлично и благородно. Тебе куда? - Сюда, - отвечал я, показывая направо. - Ну, а мне сюда, - сказал он, показывая налево. - Прощай, Ваня! Помни, семь часов. "Странно", - подумал я, смотря ему вслед. Вечером я хотел быть у Наташи. Но так как теперь дал слово Маслобоеву, то и рассудил отправиться к ней сейчас. Я был уверен, что застану у ней Алешу. Действительно, он был там и ужасно обрадовался, когда я вошел. Он был очень мил, чрезвычайно нежен с Наташей и даже развеселился с моим приходом. Наташа хоть и старалась казаться веселою, но видно было, что через силу. Лицо ее было больное и бледное; плохо спала ночью. К Алеше она была как-то усиленно ласкова. Алеша хоть и много говорил, много рассказывал, по-видимому желая развеселить ее и сорвать улыбку с ее невольно складывавшихся не в улыбку губ, но заметно обходил в разговоре Катю и отца. Вероятно, вчерашняя его попытка примирения не удалась. - Знаешь что? Ему ужасно хочется уйти от меня, - шепнула мне наскоро Наташа, когда он вышел на минуту что-то сказать Мавре, - да и боится. А я сама боюсь ему сказать, чтоб он уходил, потому что он тогда, пожалуй, нарочно не уйдет, а пуще всего боюсь, что он соскучится и за это совсем охладеет ко мне! Как сделать? - Боже, в какое положение вы сами себя ставите! И какие вы мнительные, как вы следите друг за другом! Да просто объясниться, ну и кончено. Вот через это-то положение он, может быть, и действительно соскучится. - Как же быть? - вскричала она, испуганная. - Постой, я вам все улажу... - и я вышел в кухню под предлогом попросить Мавру обтереть одну очень загрязнившуюся мою калошу. - Осторожнее, Ваня! - закричала она мне вслед. Только что я вошел к Мавре, Алеша так и бросился ко мне, точно меня ждал: - Иван Петрович, голубчик, что мне делать? Посоветуйте мне: я еще вчера дал слово быть сегодня, именно теперь, у Кати. Не могу же я манкировать! Я люблю Наташу как не знаю что, готов просто в огонь, но, согласитесь сами, там совсем бросить, ведь это нельзя... - Ну что ж, поезжайте... - Да как же Наташа-то? Ведь я огорчу ее, Иван Петрович, выручите как-нибудь... - По-моему, лучше поезжайте. Вы знаете, как она вас любит; ей все будет казаться, что вам с ней скучно и что вы с ней сидите насильно. Непринужденнее лучше. Впрочем, пойдемте, я вам помогу. - Голубчик, Иван Петрович! Какой вы добрый! Мы вошли; через минуту я сказал ему: - А я видел сейчас вашего отца. - Где? - вскричал он, испуганный. - На улице, случайно. Он остановился со мной на минуту, опять просил быть знакомым. Спрашивал об вас: не знаю ли я, где теперь вы? Ему очень надо было вас видеть, что-то сказать вам. - Ах, Алеша, съезди, покажись ему, - подхватила Наташа, понявшая, к чему я клоню. - Но... где ж я его теперь встречу? Он дома? - Нет, помнится, он сказал, что он у графини будет. - Ну, так как же... - наивно произнес Алеша, печально смотря на Наташу. |
