|
Я согласился. - Дело в шляпе. В Большую Морскую, к Б. - В ресторан? - спросил я с некоторым замешательством. - Да. А что ж? Я ведь редко ужинаю дома. Неужели ж вы мне не позволите пригласить вас? - Но я вам сказал уже, что я никогда не ужинаю. - Что за дело один раз. К тому же ведь это я вас приглашаю... То есть заплачу за тебя; я уверен, что он прибавил это нарочно. Я позволил везти себя, но в ресторане решился платить за себя сам. Мы приехали. Князь взял особую комнату и со вкусом и знанием дела выбрал два-три блюда. Блюда были дорогие, равно как и бутылка тонкого столового вина, которую он велел принести. Все это было не по моему карману. Я посмотрел на карту и велел принести себе полрябчика и рюмку лафиту. Князь взбунтовался. - Вы не хотите со мной ужинать! Ведь это даже смешно. Pardon, mon ami, < извините, мой друг (франц.)> но ведь это... возмутительная щепетильность. Это уж самое мелкое самолюбие. Тут замешались чуть ли не сословные интересы, и бьюсь об заклад, что это так. Уверяю вас, что вы меня обижаете. Но я настоял на своем. - Впрочем, как хотите, - прибавил он. - Я вас не принуждаю... скажите, Иван Петрович, можно мне с вами говорить вполне дружелюбно? - Я вас прошу об этом. - Ну так, по-моему, такая щепетильность вам же вредит. Как же точно вредят себе и все ваши этим же самым. Вы литератор, вам нужно знать свет, а вы всего чуждаетесь. Я не про рябчиков теперь говорю, но ведь вы готовы отказываться совершенно от всякого сообщения с нашим кругом, а это положительно вредно. Кроме того, что вы много теряете, - ну, одним словом, карьеру, - кроме того, хоть одно то, что надобно самому узнать, что вы описываете, а у вас там, в повестях, и графы, и князья, и будуары... впрочем, что ж я? У вас там теперь все нищета, потерянные шинели, ревизоры, задорные офицеры, чиновники, старые годы и раскольничий быт, знаю, знаю. - Но вы ошибаетесь, князь; если я не хожу в так называемый вами "высший круг", то это потому, что там, во-первых, скучно, а во-вторых, нечего делать! Но и, наконец, я все-таки бываю... - Знаю, у князя Р., раз в год; я там вас и встретил. А остальное время года вы коснеете в демократической гордости и чахнете на ваших чердаках, хотя и не все так поступают из ваших. Есть такие искатели приключений, что даже меня тошнит... - Я просил бы вас, князь, переменить этот разговор и не возвращаться к нам на чердаки. - Ах, боже мой, вот вы и обиделись. Впрочем, сами же вы позволили мне говорить с вами дружелюбно. Но, виноват, я ничем еще не заслужил вашей дружбы. Вино порядочное. Попробуйте. Он налил мне полстакана из своей бутылки. - Вот видите, мой милый Иван Петрович, я ведь очень хорошо понимаю, что навязываться на дружбу неприлично. Ведь не все же мы грубы и наглы с вами, как вы о нас воображаете; ну, я тоже очень хорошо понимаю, что вы сидите здесь со мной не из расположения ко мне, а оттого, что я обещался с вами поговорить. Не правда ли? Он засмеялся. - А так как вы наблюдаете интересы известной особы, то вам и хочется послушать, что я буду говорить. Так ли? - прибавил он с злою улыбкою. - Вы не ошиблись, - прервал я с нетерпением (я видел, что он был из тех, которые, видя человека хоть капельку в своей власти, сейчас же дают ему это почувствовать. Я же был в его власти; я не мог уйти, не выслушав всего, что он намерен был сказать, и он знал это очень хорошо. Его тон вдруг изменился и все больше и больше переходил в нагло фамильярный и насмешливый). |
