|
Господь знает, как примет она и это платье, несмотря на то что я нарочно выбирал как можно проще и неказистее, самое буднишнее, какое только можно было выбрать. Впрочем, я все-таки купил две пары чулок нитяных и одни шерстяные. Это я мог отдать ей под предлогом того, что она больна, а в комнате холодно. Ей надо было тоже белья. Но все это я оставил до тех пор, пока поближе с ней познакомлюсь. Зато я купил старые занавески к кровати - вещь необходимую и которая могла принесть Елене большое удовольствие. Со всем этим я воротился домой уже в час пополудни. Замок мой отпирался почти неслышно, так что Елена не сейчас услыхала, что я воротился. Я заметил, что она стояла у стола и перебирала мои книги и бумаги. Услышав же меня, она быстро захлопнула книгу, которую читала, и отошла от стола, вся покраснев. Я взглянул на эту книгу: это был мой первый роман, изданный отдельной книжкой и на заглавном листе которого выставлено было мое имя. - А сюда кто-то без вас стучался, - сказала она таким тоном, как будто поддразнивая меня: зачем, дескать, запирал? - Уж не доктор ли, - сказал я, - ты не окликнула его, Елена? - Нет. Я не отвечал, взял узелок, развязал его и вынул купленное платье. - Вот, друг мой Елена, - сказал я, подходя к ней, - в таких клочьях, как ты теперь, ходить нельзя. Я и купил тебе платье, буднишнее, самое дешевое, так что тебе нечего беспокоиться; оно всего рубль двадцать копеек стоит. Носи на здоровье. Я положил платье подле нее. Она вспыхнула и смотрела на меня некоторое время во все глаза. Она была чрезвычайно удивлена, и вместе с тем мне показалось, ей было чего-то ужасно стыдно. Но что-то мягкое, нежное засветилось в глазах ее. Видя, что она молчит, я отвернулся к столу. Поступок мой, видимо, поразил ее. Но она с усилием превозмогала себя и сидела, опустив глаза в землю. Голова моя болела и кружилась все более и более. Свежий воздух не принес мне ни малейшей пользы. Между тем надо было идти к Наташе. Беспокойство мое об ней не уменьшалось со вчерашнего дня, напротив - возрастало все более и более. Вдруг мне показалось, что Елена меня окликнула. Я оборотился к ней. - Вы, когда уходите, не запирайте меня, - проговорила она, смотря в сторону и пальчиком теребя на диване покромку, как будто бы вся была погружена в это занятие. - Я от вас никуда не уйду. - Хорошо, Елена, я согласен. Но если кто-нибудь придет чужой? Пожалуй, еще бог знает кто? - Так оставьте ключ мне, я и запрусь изнутри; а будут стучать, я и скажу: нет дома. - И она с лукавством посмотрела на меня, как бы приговаривая: "Вот ведь как это просто делается!" - Вам кто белье моет? - спросила она вдруг, прежде чем я успел ей отвечать что-нибудь. - Здесь, в этом доме, есть женщина. - Я умею мыть белье. А где вы кушанье вчера взяли? - В трактире. - Я и стряпать умею. Я вам кушанье буду готовить. - Полно, Елена; ну что ты можешь уметь стряпать? Все это ты не к делу говоришь... Елена замолчала и потупилась. Ее, видимо, огорчило мое замечание. Прошло по крайней мере минут десять; мы оба молчали. - Суп, - сказала она вдруг, не поднимая головы. - Как суп? Какой суп? - спросил я, удивляясь. - Суп умею готовить. Я для маменьки готовила, когда она была больна. Я и на рынок ходила. - Вот видишь, Елена, вот видишь, какая ты гордая, - сказал я, подходя к ней и садясь с ней на диван рядом. |
