Сэмюэль Беккет. Уотт
I
Мистер Хеккет завернул за угол и в меркнущем свете увидал невдалеке свою скамейку. Она, казалось, была занята. Скамейка эта, достояние, скорее всего, города, или общественности, была, разумеется, не его, но думал он о ней как о своей. Так мистер Хеккет относился к вещам, доставлявшим ему удовольствие. Он знал, что они не его, но думал о них как о своих. Он знал, что они не его, поскольку они доставляли ему удовольствие. Остановившись, он пригляделся к скамейке повнимательней. Да, свободна она не была. Мистер Хеккет видел вещи немного отчетливей, когда пребывал в неподвижности. Походка его была весьма и весьма оживленной. Мистер Хеккет не знал, стоит ли ему идти дальше или же стоит повернуть назад. Путь был свободен и направо, и налево, но он знал, что никогда не воспользуется этим преимуществом. Знал он также, что недолго ему суждено оставаться без движенья, поскольку состояние его здоровья делало это, к сожалению, невозможным. Дилемма, стало быть, отличалась исключительной простотой: пойти дальше или повернуть и вернуться, завернув за угол, туда, откуда он пришел. Иными словами, должен ли он был сразу же отправиться домой или подождать еще чуть-чуть? Вытянув левую руку, он ухватился за поручень. Это позволило ему упереть палку в тротуар. Упругое давление, сообщаемое резиновым набалдашником ладони, немного его успокоило. Однако, едва достигнув угла, он снова развернулся и со всех ног, насколько те были в состоянии, устремился к скамейке. Оказавшись от скамейки так близко, что мог бы при желании дотронуться до нее палкой, он снова остановился и осмотрел ее захватчиков. Он полагал, что имеет право стоять и ждать трамвая. Они, возможно, тоже ждали трамвая, какого — то трамвая, поскольку здесь по требованию останавливалось множество трамваев, следовавших как в одну, так и в другую сторону. Через некоторое время мистер Хеккет решил, что если они ждали трамвая, то занимались этим уже довольно долго. Поскольку дама держала господина за уши, рука господина покоилась на бедре дамы, а язык дамы находился во рту у господина. Устав ждать трамвая, сказал мистер Хеккет, они завязывают знакомство. Дама уже успела убрала свой язык изо рта господина, а тот запустил свой в ее. Недурно, сказал мистер Хеккет. Сделав шаг вперед в надежде увидеть, что другая рука господина не теряет времени даром, мистер Хеккет в изумлении увидел, что она вяло перекинута через спинку скамейки, а между пальцами ее сжата на четверть истлевшая сигарета. Не вижу ничего предосудительного, сказал полицейский. Мы прибыли слишком поздно, сказал мистер Хеккет. Какой позор. Вы что, за идиота меня держите? сказал полицейский. Мистер Хеккет сделал шаг назад, запрокинул голову так, что кожа на горле у него чуть не лопнула, и наконец увидел вдалеке сердито нависшую над ним гневную багровую физиономию. Офицер, вскричал он, Бог мне свидетель, его рука была там. Не шибко-то надежный свидетель. Если я прервал ваш обход, сказал мистер Хеккет, тысяча извинений. Я сделал это с наилучшими намерениями, для вас, для себя, для общества в целом. Полицейский ответил на это коротко. Если вы думаете, что я не запомнил ваш номер, сказал мистер Хеккет, то сильно ошибаетесь. Я, быть может, и калека, но зрение у меня преотличное. Мистер Хеккет опустился на скамейку, еще хранившую тепло влюбленных. Доброго вечера и спасибо вам, сказал мистер Хеккет. Это была старая скамейка, низкая и обшарпанная. Затылок мистера Хеккета упирался в единственную доску спинки, под ней беспрепятственно круглился его горб, ноги едва касались земли. Кисти широко раскинутых рук сжимали подлокотники, зацепленная за шею палка болталась между колен. Из теней он смотрел, как проезжают последние трамваи, о, не последние, но почти, а в небе и в неподвижном канале угасают долгие зеленые и желтые сполохи летнего вечера. |
