|
Понятно было, что ничего криминального у него за душой нет – он оставался прежним, как всегда, они беседовали по вечерам, но он меньше стал говорить о своей работе и вообще выглядел если не торжественным, то немного напряженным. Несколько раз кто-то звонил ему на мобильный, и Коля, который обычно ничего не скрывал от жены, выходил беседовать в другую комнату. Возвращаясь, извинялся и объяснял, что просто не хотел никому мешать своей болтовней. Но прежде ему никто никогда не звонил с каким-нибудь пустым разговором. Лена понимала, что Пышкин наверняка нашел инвестора, а муж не делится с ней этой новостью, чтобы не спугнуть удачу. Она не задавала вопросов, делала вид, будто ничего не замечает, но волновалась и молила Бога, чтобы все наконец решилось. Впрочем, волновалась она серьезно и не понимала отчего. Словно было какое-то предчувствие – предчувствие чего-то такого, что должно изменить их жизни и, может быть, не в лучшую сторону. Лена старалась ни о чем не думать, гнала от себя мысли об инвестициях, старалась не вспоминать даже имени Пышкина, чтобы не возникало ассоциаций. Но как его не вспоминать, если начала постоянно звонить Топтунова и делиться своими достижениями! То ей Пышкин купил норковый полушубок, то подарил просто так, без всякого повода, колечко с рубином, то пообещал в скором будущем удивить ее чем-то, и теперь Ирка мучилась, не зная, какой сюрприз ее ожидает. Все время звучало: «Володя, Володя, Володя…» Это не раздражало, но слушать все время об одном и том же было утомительно, и к тому же разговоры отнимали много времени. А ведь Лена по-прежнему работала над рукописью книги Кадилова. Теперь Максим Максимович регулярно прочитывал все написанное, делал пометки и указывал места, где надо что-то исправить. Таких мест было немного, и чаще всего Кадилов говорил, что сам потом это сделает.
Однажды он зашел в кабинет Лены, попросил последнюю распечатку, но, взяв в руки, задумался. – Вы сделали небольшое отступление о половых пристрастиях Гитлера… И потом, возвращаясь к теме «вожди и сексуальность»… – Я не хотела касаться этого вопроса, – попыталась объяснить Зворыкина, – просто, когда… Но Кадилов не слушал. – Весьма обширная тема, я давно собираю материалы по ней. А тут, кстати, все тот же американский издатель позвонил и спросил, нет ли у меня чего-нибудь в подобном роде. Пришлось сознаться, сказать, что имеются кое-какие наработки. Так он мне книгу заказал. То есть не заказал, а пообещал подготовить контракт, после того как я сдам эту рукопись. Причем сказал, что в свете нынешней толерантности взгляд на фюрера как на злодея может быть пересмотрен. В нынешней Европе, да и не только, гомосексуальность или педофилия – это не порок, не болезненная распущенность, а нормальная сторона половой жизни современного человека. И если я, то есть мы с вами сможем убедить читателя в том, что все военные преступления Гитлера – не что иное, как сублимация, попытка подавить в себе то, что рвалось наружу, но что осуждалось тогда общественным сознанием… Как вы на это смотрите? – Я пока занята другой книгой, – напомнила Лена. – Конечно, конечно, – согласился Максим Максимович, – но все же учтите, что нам предстоит долгая совместная работа. |
