Но мы помним и одинаково ценим и того, и другого. А ведь тот, кого сожгли, мог бы оставить последователей, научную школу… И дети у него были бы счастливы, и жена не пошла бы на панель…
– Разве у Джордано Бруно были жена и дети? – удивилась Лена. – Он же был монахом.
– А разве я о нем говорю? Вы лучше о себе подумайте. Хорошо любить гениального мужа и быть нищей. Но еще лучше любить гениального мужа, быть богатой и помогать ему. И ведь не надо для этого продавать органы. Можно быть здоровой и брать от жизни все.
Он взял руку Лены, склонился и поцеловал ее ладонь. После чего выпрямился, открыл дверь, снова посмотрел на часы и вздохнул:
– Как время-то летит!
Профессор вышел на площадку, нажал кнопку вызова лифта, после чего посмотрел на Зворыкину и махнул рукой:
– Все будет хорошо – теперь от вас все зависит.
Она прикрыла дверь и тут же прислонилась к ней лбом. Зачем он приходил? Вероятно, за тем же, что и Пышкин. Оба решили воспользоваться ее бедой, не намекая даже, а почти в открытую предлагая предать мужа. А это значит, что просто так помогать они не собираются. Максим Максимович сказал, правда, что посодействовал переводу Коли в другую камеру, а так ли это – неизвестно. Но выяснить можно.
И тогда Лена набрала номер Валерия Ивановича.
Тот отозвался мгновенно, сообщил, что есть пока только она новость: Николай переведен в другую камеру.
Лена сказала, что знает об этом и знает даже имя того, кто посодействовал.
– Не понял, – произнес Валерий Иванович после некоторой паузы.
Тогда Лена передала то, что ей сообщил Кадилов.
– Ну что ж, – не стал спорить Валерий Иванович, – похоже, что Кадилов из тех людей, которые, бросив медный пятак в общий сундук золота, уверяют, что их монетка звенит громче остальных. В самом переводе нет ничего особенного, сейчас важно добиться изменения меры пресечения.
Глава 19
Дверь открыла Вика. Где-то в глубине огромной квартиры Виктор Васильевич разговаривал по телефону. Говорил он не в своем кабинете, а, судя по всему, прогуливаясь по коридору. Говорил по-английски, старательно, совсем по-школьному произнося каждый звук. Лена сняла туфли и надела тапочки, которые ей подала дочь Валерия Ивановича. Тут до нее донеслась фраза, которую Кондаков произнес с каким-то наслаждением:
– Вопрос я решил. На пятерку мы с вами можем рассчитывать.
Зворыкина с девочкой прошли в комнату, и Вика усмехнулась:
– Слышали, какой у него английский? Я в первом классе лучше говорила! Полчаса назад сказал кому-то, что сможет снизить цену контракта процентов на тридцать, но в этом случае рассчитывает на гонорар за промоушен – половину от экономии. Он сказал «Семь с половиной, самое малое – семь миллионов евро…»
– Меня не интересуют его дела и его английский, – тихо сказала Лена.
Но Вика продолжала:
– Я ушла в свою комнату и слушала, как он в кабинете пел. Противно так пел… громко.
– Что пел? – удивилась Зворыкина.
– Са-анта Лю-ючия! Са-анта Лю-ючия! – изобразила Вика и засмеялась. |