С трудом сбрасывая оцепенение, Лора встала и нашла в себе силы сказать:

— Думаю, нам нужно вернуться к работе. Джеймс поднялся вместе с ней и обхватил ее запястья твердыми цепкими пальцами:

— Ты уверена? Как это там говорят: много работы и никаких удовольствий. — Его губы слегка коснулись ее щеки. — Я бы с наслаждением отдохнул с тобой.

Лора высвободила руки.

— Я думала, ты здесь, чтобы работать. Если не хочешь, можешь уходить. А я занята.

Она отвернулась, но успела все же заметить предательскую ухмылку, появившуюся на его задумчивом лице. Ее отповедь совсем не смутила Пейдена, а только позабавила.

Лора не хотела ничего делить с этим типом — ни время, ни еду, ни место. Но ничего не могла поделать с таким его поведением, как и с тем, что он старался коснуться ее, причем весьма часто.

Джеймс все время изобретал причины, чтобы любым способом дотронуться до нее. Ведь по правде говоря, просто невозможно, чтобы человек, особенно такой подвижный, как он, был настолько неуклюжим. Часто он спотыкался, как незадачливый комик. Чтобы не упасть, он крепко хватался за Лору и прижимал к себе.

И она знала, что вовсе не обычная, с таким трудом дававшаяся ему воспитанность обязывает Джеймса помогать ей сойти с лестницы, или же пройти через дверь, или обойти препятствие на пути. Но тем не менее Пейден все время проявлял учтивость. Но больше всего Лору беспокоило то, что ей нравится чувствовать его руки.

За эти три дня он стал нравиться ей все больше и больше — так, как она раньше никогда не могла и представить себе. Он был забавный рассказчик и еще более удивительный слушатель. Он постоянно побуждал Лору рассказывать истории об Индиго-плейс, которые она слушала еще на коленях у бабушки. Поразительно, но его по-настоящему интересовала история этого дома. Лора обнаружила у Джеймса острое, довольно язвительное чувство юмора и поняла, что при этом он не лишен сентиментальности.

При составлении описи предметов обстановки парадных апартаментов им много раз попадались фамильные портреты нескольких поколений Ноланов в серебряных рамках. Лора тщательно отмечала их в блокноте.

Через несколько минут Джеймс взял у нее блокнот и вычеркнул их из списка.

— Что ты делаешь? — спросила Лора, когда он без слов отдал ей блокнот.

— Эти фотографии много для тебя значат, ведь так?

— Я могу вынуть фотографии.

— Но ведь рамки были сделаны специально для них. Оставь себе рамки. Подарок от меня.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Джеймс взял одну из рамок и посмотрел на фотографию в ней: — Кто это?

— Бабушка и дедушка со стороны отца. Фрэнклин и Мейдел Нолан. — Лора почувствовала огромную нежность к Пейдену, глядя, как он рассматривает старую фотографию. — Джеймс, ты сказал мне на днях, что даже не знал имени своего деда. Это правда?

Он поставил одну рамку и взял другую.

— Со стороны моего старикана — да, не знал. Дедушка мой был ублюдок, и не только в буквальном смысле этого слова. Пейден — это девичья фамилия моей бабушки. Она умерла, когда отец еще был ребенком, во время депрессии. Это все, что мне известно.

Лора не смогла найти те слова сочувствия, которые бы не звучали банально, поэтому промолчала. Джеймс взял еще одну фотографию и улыбнулся:

— Это ты?

Она наклонилась через его руку, чтобы посмотреть на фотографию.

— Да, это я. Тощая и беззубая. Дед тогда только что повесил мне качели на большом виргинском дубе.

— Те, что все еще там висят?

— Да.