Процитируем последнее слово Винничевского: «Я полностью сознаю своё преступление, которое я совершал в течение полутора лет. Я об этом никому не мог сказать, боясь ареста. Если суд не вынесет мне высшей меры наказания, я сумею искупить свою вину, насколько бы она не была велика».

Жить захочешь – ещё не так раскорячишься!

Суд решил не предоставлять Винничевскому возможность искупить вину и приговорил его к расстрелу. Приговор буквально слово в слово повторил вынесенный в январе 1940 г., одежду осужденного надлежало вернуть родителям, злосчастный перочинный нож – в УРКМ. Копию приговора Винничевский получил на руки 6 августа и живо накатал жалобу, которая в отличие от кассации, растянувшейся почти на два листа, уложилась в один абзац. Винничевский здраво рассудил, что надо быть лаконичнее, ибо чрезмерная словоохотливость в судебных инстанциях зачастую только вредит. «Я осознал свою вину, – написал он, в частности, в жалобе. – Будучи под стражей, много пережил, в будущем подобных совершать преступлений не буду. Я ещё молод и если не буду подвергнут высшей мере наказания, то смогу честно искупить свою вину. Прошу оставить мне жизнь».

В тот же день адвокат Браславский подал жалобу в Верховный суд РСФСР. Содержание жалобы сводилось к двум моментам – во-первых, несовершеннолетие Винничевского являлось смягчающим вину обстоятельством, поскольку преступления совершались им в «переходный возраст, когда человеческий организм морально и физически ещё не окреп», а во-вторых, несмотря на принятый 7 апреля 1935 г. закон о применении всех мер наказания к несовершеннолетним, статья 22 Уголовного кодекса РСФСР, накладывающая ограничение на применение расстрела в отношении несовершеннолетних, «до настоящего времени не исключена из УК и не изменена».

Елизавета Винничевская, узнав о новом приговоре сыну, написала и послала почтой заявление на имя Калинина, Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Это была та инстанция, которая принимала решения о помиловании приговорённых к смертной казни. Елизавета Ивановна напомнила о своей поездке в Москву в начале года: «Я ездила в Москву с жалобой, ходила к Вам в приёмную, в то время Вы не принимали, меня направили в кабинет к одной гражданке, которая ничего существенного не могла сказать или что-либо посоветовать по этому поводу». Далее она изложила общий порядок движения дела, вынесение двух смертных приговоров, проведение экспертиз. В этом, правда, мать преступника солгала, она заявила, что по результату первой психиатрической экспертизы сын «был признан больным – глубоко психический шизоид» (так в оригинальном тексте). На самом деле, как мы знаем, та экспертиза ничего подобного не признавала, поэтому-то Винничевский и оказался в январе 1940 г. приговорён первый раз к смертной казни. Елизавета Ивановна в своём августовском заявлении на имя Калинина изложила всю сумму подозрительных деталей, которые, по её мнению, свидетельствовали о наличии у её сына подельника. В своём месте этот фрагмент заявления уже цитировался. Вкратце напомним доводы матери преступника: в его тетрадях она обнаружила упоминания о людях, имена и фамилии которых ей ничего не говорили, с указанием неизвестных ей номеров телефонов, имелась некая записка «про Пелагею Нестеровну и Липочку», тетрадь с непонятными рисунками и надписью «урок №8», а также некие записи, сделанные чужой рукой.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР рассмотрела жалобу Винничевского и его адвоката на заседании 26 августа 1940 г. Коллегия в составе трёх судей – Громова, Горбунова и Круглова – заслушав доклад последнего, объяснения по делу адвоката Флятса и заключение прокурора Хромова, предложившего оставить приговор в силе, вынесла следующее постановление: «Учитывая характер преступления, совершённого Винничевским, тяжесть последствий и социальную опасность его действий, действия Винничевского квалифицированы по статьям 16 и 59/3 УК РСФСР и мера наказания определены судом правильно.