Тем не менее прокурор с упоением – иного слова и не подобрать! – ухватился за рассказ про топорик и двинул расследование по новому пути. Удивительно даже, почему это Николай Подбело не озаботился поиском в вещах Василия Кузнецова отвёрток, стамесок, пил и иных ручных инструментов.
Топорик немедленно направили на судебно-медицинскую экспертизу и, забегая немного вперёд, скажем, что крови на топоре отыскать не удалось.
Не дожидаясь результата экспертизы, 17 сентября Николай Подбело оформил постановление о временном задержании Анатолия Мерзлякова, а это означало, что оговору Баранова он поверил больше, нежели попыткам Кузнецова дезавуировать самооговор и дать честные показания. Прокурор упорствовал в заблуждениях и никак не хотел признавать вполне очевидный к тому времени факт невиновности Кузнецова и Баранова. В день взятия под стражу Мерзлякова подверглось обыску место его проживания – две комнаты в коммунальной квартире в доме №100 по улице Кузнечной. Обыск этот не дал никаких результатов, не было найдено ничего похожего на холодное оружие, не оказалось окровавленной одежды и обуви, в общем, ничего, заслуживающего внимания следствия.
Обстоятельный допрос Мерзлякова состоялся 18 сентября, после его первой ночевки в камере следственного изолятора. Задержка довольно странная, трудно отделаться от ощущения, что Анатолию умышленно предоставили время подумать о правильном поведении в кабинете прокурора.
Уже в самом начале допроса Мерзляков отказался от показаний, на которых настаивал во время очной ставки тремя днями ранее. Тогда он утверждал, будто не встречался 12 июля с Кузнецовым, и последний подтвердил правильность этих слов. Теперь же Мерзляков заявил, что день убийства Герды Грибановой целиком провёл в обществе Василия, который вместе с Гребеньщиковым разбудил его в 8 часов утра, явившись к нему домой. Встретившись ранним утром, они уже более не расставались. Днём они ходили на рынок, вечером пили вино, после этого отправились к дому их общего знакомого Аркадия Молчанова и там выломали доску из голубятни, принадлежавшей последнему. В общем, рассказ Мерзлякова довольно точно соответствовал тому, что прежде рассказывал Василий Кузнецов. Разумеется, тут напрашивался вопрос о причине того, что 15 и 18 сентября Анатолий давал совершенно разные показания. Подбело так и спросил: «Почему же Вы при допросе 15/X-38 г. показали, что с Кузнецовым не встречались 12/VII-38 г.?», – на что Мерзляков просто и без всяких затей ответил: «Потому, что я забыл». И всё – каков вопрос, таков ответ.
Прокурор заинтересовался наличием у допрашиваемого оружия. Оказалось, что Мерзляков владеет неким ножом небольшого размера, конструктивно похожим на кинжал. Прокурор так его и назвал «кинжальчик», под этим же наименованием сей предмет в дальнейшем фигурировал в документах. Подбело установил место хранения «кинжальчика», однако, как мы точно знаем, во время обыска жилых комнат Мерзлякова ничего похожего на холодное оружие найдено не было. Хотя в протоколе допроса не содержится пояснений по этому поводу, мы знаем, как в итоге разрешилось данное противоречие. Анатолий Мерзляков, оказывается, передал «кинжальчик» Аркадию Молчанову, у которого тот и был найден сотрудниками уголовного розыска вечером всё того же 18 сентября.
Помимо интереса к холодному оружию, следователь озаботился повседневной одеждой нового подозреваемого. Узнав, как одевался Мерзляков минувшим летом, прокурор приказал изъять его одежду и доставить в свой кабинет. На квартиру арестованного, обысканную накануне лично прокурором, мигом помчался оперуполномоченный уголовного розыска Пискунов, который, руководствуясь полученными от Подбело указаниями, провёл повторный обыск. В результате на столе Подбело оказался тёмно-вишневый шевиотовый (из тонкой шерсти) костюм, в кармане которого лежали два измятых носовых платка со следами крови! А на подкладке пиджака оказались мелкие капли крови, похожие на брызги. |