Вот и весь сказ.., вот и вся атака. И далее наступательный допрос превратился в привычное бессодержательное нытье прокурора, которое непонятно почему вообще попало в протокол. «Почему Вы скрываете убийство девочки Грибановой, в то время когда Вам об этом известно?» – спрашивает Подбело, и иначе как риторическим вопрос этот назвать сложно. Что ответил Толик Мерзляков, думаю, догадается любой: «Об убийстве мне ничего не известно».

Допрос, конечно, построен бестолково и в каком-то смысле бесцельно. И дело здесь даже не в низком профессионализме Николая Подбело, а в полном отсутствии того самого «тела доказательств», о котором уже упоминалось выше. Всё-таки обстановка допроса, внешний вид и манера поведения допрашивающего должны не просто внушать уважение, но, что гораздо важнее, подкрепляться серьёзными уликами или как минимум обоснованными предположениями, способными убедить подозреваемого в широкой информированности следователя. Нужны улики, требуется правильная последовательность ввода доказательств – от менее важных к более важным, от более достоверных предположений и выводов – к менее, наконец, необходимо грамотно переключать внимание допрашиваемого, все эмоциональные или оценочные суждения должны быть исключены по определению. Огромное значение имеет обратная связь с допрашиваемым, умение следователя понимать вербальные и невербальные сигналы, которые непрерывно посылает во время допроса нервная система последнего. Вы пытались уничтожить одежду, но мы нашли следы её сжигания.., вы пытались застирать следы крови, но мы их обнаружили, и экспертиза подтвердила, что кровь – человеческая.., вы утверждаете, что имеете алиби, но проверкой установлено, что в указанное время вы не находились в указанном месте – так преступник уличается в совершении преступления. А что мы видим в исполнении Подбело? «Почему Вы скрываете убийство?» Ну, в самом деле, а почему преступник скрывает убийство? Да просто потому, что не хочет быть расстрелянным. Читаешь пёрлы товарища начальника 2-го отделения, и на ум невольно приходит фраза из детского фильма: «Дядя Петя, ты дурак?»

Внимательный читатель, сумевший продраться сквозь дебри малоосмысленных прокурорских изысканий, наверняка озадачится тем, что Подбело не допросил о событиях 12 июля отца Василия Кузнецова. В самом деле, это, казалось бы, весьма логичный шаг, полностью оправданный всем ходом расследования (точнее, даже не ходом, а его пробуксовкой). В ночной трапезе у голубятни участвовали четыре человека, трое из них к 20 сентября оказались допрошены уже не по одному разу. Самое интересное заключается в том, что Подбело так и не вызвал на допрос Василия Кузнецова-старшего.

Почему?

Да потому что отец был единственным из всей этой далеко не мушкетёрской четвёрки, кто без колебаний называл дату и детали этой, условно говоря, пьянки. Во время допроса в уголовном розыске в июле 1938 г. он сказал, что посиделки с вином и сыром произошли поздним вечером 18 июля, буквально перед самым арестом сына. То есть все эти события не имели ни малейшего отношения ко дню убийства Герды Грибановой. Понимая, что показания Кузнецова-отца будут работать против приоритетной версии, прокурор пренебрёг им как свидетелем.

Такие вот маленькие подковёрные игры. Такая вот маленькая подтасовочка свидетельских показаний.

После необычайной активности, развитой прокурором Подбело во второй половине сентября, в расследовании наступило необъяснимое затишье.