«Ну-ну, — пронеслось у меня в голове. — Значит, и тут без Васи не обошлось!» От одной мысли об этом мне стало ужасно мерзко и захотелось уйти. Но в следующий миг я не без злорадства сообразил: «Ведь если Агата с ним договаривалась, значит, он в курсе, с кем в паре она будет играть. Что ж, пусть полюбуется».

На сцену под аплодисменты зала вышла пигалица с огромной гитарой. Долговязая девица с противным голосом семенила следом за ней и тащила стул. Стул поставили. Пигалица уселась на него. Долговязая девица опустила микрофон. Ксюша Мыльникова тоненьким голосом пропищала:

— «Не уходи». Романс.

Гул в зале смолк. Пигалица громко, но не слишком хорошо аккомпанируя себе на гитаре, неожиданно низким басом запела:

По залу пронеслись смешки. Ксюша, однако, была полностью поглощена романсом и, ничего не замечая, продолжала. Смех усиливался. На очередном «не уходи» кто-то из задних рядов простонал:

— Нет, лучше уйди. Иначе я сейчас умру.

И тут, словно бы по его заказу, Ксюша пропела:

Зал зарыдал… от смеха. Ксюша поклонилась и вышла. Публика благодарно захлопала. На сцену вылетела разъяренная девица с противным голосом.

— Если еще кто-то будет мешать и кричать, выведем из зала, — гнусаво предупредила она.

Следующие несколько выступающих оказались очень скучными. Девочки и мальчики нудно читали стихи из школьной программы. И вообще, мы с Агатой ждали, когда вызовут нас. И, естественно, волновались. Несколько развлекла нас одна девочка, фамилию которой я прослушал. Она сделала сальто, а потом долго ходила по сцене на руках. И при этом не проронила ни слова. Я, честно сказать, не понял, зачем ей нужна театральная студия. Ей бы художественной гимнастикой заняться или, например, в цирк пойти. Пока я об этом думал, объявили следующего кандидата и велели приготовиться Будченко.

Митька сидел с нами рядом. Ткнув его в бок, я спросил:

— Что еще за дела? Мы с тобой вместе записывались, а Агата раньше.

— Не знаю, — пожал плечами тот. — Наверное, так Василий решил. Ладно, ребята. Пойду готовиться. А то очень волнуюсь.

И, не удостоив нас больше ни словом, Будка направился за кулисы.

— Видала? — посмотрел на Агату я.

— Ничего не понимаю, — пожала плечами она. — Видно, наш Будочка как-то к Васе подкатился. Но что теперь поделаешь. Подождем.

Впрочем, мне было даже интересно, как и с чем выступит Митька.

Перед Будкой вышел Костя Петриченко из седьмого «А». Сперва его заклинило, и он минут пять торчал столбом посреди сцены. Тогда долговязая ведущая начала ему что-то бубнить из-за кулис. Костя затравленно поглядел на нее и как-то по-крабьи, боком, двинулся в противоположный край сцены. Там он вновь на какое-то время замер. Затем, вытянув тонкую шею, поглядел вниз и, испуганно воскликнув: «Ой!» — ретировался назад.

— Ну, наконец-то настоящий комик! — узнал я голос Сереги Винокурова.

Зал в предвкушении чего-то веселого обрадованно загудел. Однако мы все ошиблись. Костя оказался совсем не комиком. Он вдруг вытаращил глаза. Рот у него скривился, будто бы он внезапно вывихнул челюсть. Костя начал отбивать чечетку. Более душераздирающего зрелища трудно себе представить.

Немного поразвлекав нас подобным образом, Петриченко махнул рукой и бегом убежал за кулисы. И тут же с другой стороны из-за кулис вышел на четвереньках Будка. Зал разразился аплодисментами. Будка в ответ громко залаял, поднялся на ноги, еще раз как следует гавкнул в микрофон и объявил:

— Позвольте начать? Ну так вот, меня зовут Пес Бутс. По-английски это значит «сапожки».