Синьора методично обходила улицы, расположенные вокруг Термини. Тут повсюду теснились маленькие дешевые гостиницы, предназначенные для небогатых пассажиров, прибывающих на огромный железнодорожный вокзал, но не было ни одного ресторана, который бы ей подошел. Кусая от волнения губу, она направилась к заведению под названием «Катанья». Наверное, ресторанчик с сицилианской кухней. А может, это хороший знак? Может, упросить хозяев пойти им навстречу и объяснить, что через полтора часа сорок два ирландца должны получить сытный и недорогой ужин? Ей не оставалось ничего другого, кроме как попробовать.

— Buona sera, — сказала она.

Крепко скроенный молодой человек с черными волосами поднял глаза.

— Signora? — сказал он. Потом на секунду зажмурился и, открыв глаза, повторил изумленным тоном: — Signora? — На его лице отражалось смятение, борьба чувств. — Signora… Non е possible! — проговорил он и шагнул по направлению к ней, вытянув вперед руки. Это был Альфредо, старший сын Марио и Габриэллы. По странному стечению обстоятельств Синьора зашла в принадлежащий ему ресторан.

— Е un miracolo, — сказал молодой человек, расцеловав ее в обе щеки и усадив на стул.

Синьора села и крепко ухватилась за стол. От неожиданности у нее закружилась голова, и она боялась потерять сознание.

— Stock Ottanta Quattro, — сказал Альфредо и налил ей целый стакан крепкого итальянского бренди.

— No grazie… — Она поднесла стакан к губам и сделала глоток. — Это твой ресторан, Альфредо?

— Нет-нет, Синьора, я здесь только работаю. Мне нужны деньги.

— А как же ваша гостиница? Гостиница твоей матери? Почему ты работаешь не там?

— Моя мать умерла, Синьора. Уже полгода, как ее нет на свете. А ее братья — мои дядья — во все вмешиваются, решают все за меня, хотя ничего не понимают. Нам там больше нечего делать. Энрико, правда, в Аннунциате, но ведь он еще ребенок, а вот мой брат, который уехал в Америку, написал, что больше не вернется. Я же приехал сюда, в Рим, чтобы чему-нибудь научиться.

— Значит, твоя мама умерла… Бедная Габриэлла! Отчего она скончалась?

— У нее был рак. Его обнаружили уже через месяц после гибели отца. Она сгорела как свечка.

— Я так тебе сочувствую! — проговорила Синьора. — Ты не представляешь, как мне жаль!

И вдруг внутри нее прорвалась какая-то плотина. Это было уже чересчур: Габриэлла, которая умерла теперь, вместо того чтобы исчезнуть много лет назад, обжигающий бренди в горле, неудача с ужином для группы, Марио в своей могиле рядом с Аннунциатой… Она рыдала и рыдала, не в силах остановиться, а сын Марио гладил ее по волосам, пытаясь успокоить.

Конни лежала на постели, обернув усталые ступни махровыми салфетками, пропитанными холодной водой. Почему она не взяла в поездку бальзам для ног или хотя бы свои мягкие, словно перчатки, туфли? Наверное, потому, что не хотела демонстрировать далекой от всего этого Синьоре косметичку с роскошными кремами, а товарищам по поездке — обувь, которая стоит больше, чем каждый из них зарабатывает в месяц. Ну вот, а теперь за щепетильность приходится расплачиваться. Завтра она сможет ускользнуть от группы, поехать на Виа-Венетто и в качестве компенсации за свои теперешние мучения купить пару прекрасных итальянских туфель. Никто этого и не заметит, а если даже заметит — пусть! Эти люди не одержимы страстью к шмоткам и не страдают комплексом неполноценности. Они не такие, как Гарри Кейн.

Как странно — думать о нем и не испытывать при этом никаких эмоций! В конце года Гарри уже должен выйти на свободу и, как говорил ей старый мистер Мерфи, собирается перебраться в Англию, где у него остались друзья.