Джессика кивнула:

— Мне было еще неведомо все, о чем рассказывает «Горная рапсодия». Но я испугалась, сама не знаю, почему.

— Это и требовалось. На следующий день мне удалось подсыпать сильный яд в стакан молока, приготовленный для тебя костюмершей. И что же?.. О, как я торжествовала! Как была счастлива… Ты валялась на полу, словно мертвая, в костюме Маргариты, с навсегда замолкнувшим горлом…

Покачнувшись, Сарма присела на диван.

— Но я снова ошиблась: тот яд оказался не для тебя, дьяволица. Ты была лишь на грани ухода, а Теофил в озарении написал музыку. Ту самую, что выдает за свою сейчас Барри! Помнишь наш разговор о вулкане? И каково тебе жилось возле разверзшегося кратера, дорогая?

— Что тебе надо, Сарма? Мне пора… Джессика провела ладонью по лицу, покрывшемуся вдруг испариной. Ужасная слабость. Мне надо допеть финал…

— Сочувствую. Твой любимый переборщил с отравой в это молоко Барри высыпал целую унцию яда, все, что было в его перстне.

— Неправда… Он не мог…

— Мог. Я совершенно уверена в этом, хотя видела лицо Берримора на большом расстоянии. Но я научилась различать убийц по особым приметам отсвету безумия в фанатично блестящих глазах.

Джессика села, держась за виски. Сарма протянула ей стакан воды:

— Пей, я вовсе не заинтересована, чтобы ты покинула сцену слишком рано. Пей! Пей еще… Кто знает, может, Барри удалось заполучить какой-то особый яд у этих чернокнижников. Они могут многое, например, отнять голос. Или убить любовь. Но ты оказалась им не по зубам, Избранная. Твой голос возвращался к тебе и страсть Барри тоже…

— Я думала, что стала терять свой дар из-за проклятия Теда, после того, как я бросила его… И поэтому прогнала, отобрав сочиненную им музыку. Я отомстила, подарив ее Барри.

— Ха! Теофил не способен проклясть. Во всяком случае, тебя.

— Я уже знаю это. Он отдал мне свое последнее сочинение, которое не смог уничтожить. И я поняла все… Ты не простишь меня, Сарма, и не пожалеешь. Но мне жаль, что я испортила твою жизнь.

— Не заблуждайся, не ты одна. Вы вместе с Барри. Поэтому меня не устраивает задуманный им финал труп Джес Галл на сцене и бурная слава Гранта, «выдающегося композитора». Я хочу спалить Берримора Гранта на костре позора. Раздельно и грозно, как приговор, произнесла Сарма. Он должен быть уничтожен. И сделаю это я.

…Начав финальную арию, Джессика почувствовала, что ее силы на исходе. Артист, исполнявший партию «Волчонка», приготовился к крещендо он должен был заслонить любимую от предательской стрелы… Но тут солистка сделала три неверных шага к авансцене и подала знак дирижеру оркестр умолк.

— Занавес! Громко крикнул стоящий за кулисами настороже Барри. Миссис Галл плохо!

Но занавес остался на месте. В тишине, охватившей зал, было слышно, как что-то заскрипело в колосниках от мощного сквозняка.

— Дамы и господа… Я должна сделать заявление… Вы видите перед собой преступников… Правда, сейчас восторжествует правда…

— Господи! Ну, где же занавес! Доктора! Подхватив за талию падающую Джессику, Грант затравленно озирался на залитой светом авансцене под взглядами тысяч зрителей. Большой хор и оркестр застыли в оцепенении. Пораженные неожиданностью, замерли зрители.

Последним сильным движением Джессика оттолкнула Гранта и упала навзничь:

— Я прощаю тебя, Черный рыцарь, но тебе нет спасения.

Сжавшись, Барри в ужасе огляделся и метнулся в глубину кулис. Тут же что-то хрустнуло, зашелестело дождь белых роз осыпал сцену и неподвижно лежащую на ней женщину.