– А монета тогда зачем? – продолжал удивляться я. – Для красоты?

    – Нет, – серьёзно ответил Гхажш, внимательно меня разглядывая. – Не для красоты. Монета на похороны.

    – Этого что ли всего не хватит? – показал я на браслеты.

    – Это всё стрелок пропить может или в кости проиграть, или свои же товарищи снимут и поделят после его смерти. Даже с раненого могут ободрать. А похоронную монету никакой стрелок не возьмёт, она тому предназначена, кто тело хоронить будет. И пропить её может только самый последний забулдыга, это же всё равно, как собственную смерть пропить. Хотя такие тоже встречаются. Но их не уважают.

    Мне оставалось только подивиться прихотливой сложности чужих обычаев. «Нож на правый бок перевесь, – приказал мне Гхажш, наконец, закончив меня оглядывать. – Вот, как у меня».

    У него на правом боку висел короткий прямой меч в потёртых ножнах.

    – Да зачем это, – отмахнулся я. – Я же не левша.

    – В Осгилиате все бывалые вояки так носят, – пояснил Гхажш. – Кто знает, тот оценит.

    – А доставать как? Неудобно же.

    – Удобно. Смотри, – Гхажш стал, подбоченившись, так что согнутая в локте правая рука упиралась в бок тыльной стороной ладони. – Приседаешь немного, ножны вниз идут, а ты рукоять вверх тянешь. Как только остриё из ножен выйдет, сразу делаешь выпад с рубящим ударом снизу вверх. Попробуй. Пляшешь ты отлично, у тебя должно получаться.

    Я попробовал. Действительно, получалось легко.

    – В Осгилиате народ буйный собрался, – продолжал тем временем Гхажш, – так что, если кто будет задираться, ты не удивляйся. Но и не бойся. До поножовщины дело редко доходит. Будет что серьёзное – я рядом с тобой встану. Меня будешь называть Нар или Огонёк, как тебе больше нравится. А теперь – в лодку, и поплыли.

    «Как же так, – хотел ответить я. – А ребятам сказать пару слов?» Но не успел я эту мысль даже до конца додумать, как оказалось, что мы уже качаемся на речной волне, и течение быстро уносит нас на юг. В Осгилиате были к вечеру.

    Гхажш привязал лодку к железному крюку, торчавшему из камня пристани, перемолвился парой слов на певучем языке Гондора с хмурым одноглазым лодочным смотрителем, получил от него деревянную дощечку с чёрной руной, заплатил за неё несколько медных монет и повёл меня к воротам крепости.

    Ворота были распахнуты настежь, с обеих сторон створки подпирали плечами два сонных стражника довольно затрапезного вида. Народу в ворота туда и обратно сновало множество, но стражники обратились почему-то именно к нам.

    – Кто такие? – лениво протянул левый и сделал движение, словно собирался преградить нам путь копьём.

    – Адонар, – ответил Гхажш и щёлкнул пальцами по медной бляшке на золотой цепи. – Восемнадцатый ордо, возвращаюсь на службу после ранения. А братишка со мной, в стрелки записаться хочет.

    Забавно, – подумал я. – Мы же с ним совсем непохожи. Почему он назвал меня «братишкой»?

    – А сюда чего? – также лениво тянул стражник. – Чего не в кордегардию?

    – По реке пришли, – пояснил Гхажш.