– А я парень вспыльчивый!

    – Ну чо, чо… – промямлил бородач. – Задел нечаянно. Делов-то.

    – Раз дел никаких, то мы пошли, – сразу же согласился Гхажш, отпуская пояс, и повлёк меня в глубину зала, оставив обомлевшего забулдыгу у стойки.

    Столик на четверых оказался прикреплённой к каменному столбу тёмной дубовой столешницей, сплошь изрезанной рунами. По-моему, кроме Всеобщего там были надписи не меньше, чем на восьми языках, включая Тёмное наречие. Смысла большинства из них я не понял, а те, что понял, не стоит пересказывать. Стол был установлен в закутке, у стены, и окружён с трёх сторон лавками и деревянными стенками, высотой почти до потолка. От общего зала его отделяла чёрного цвета занавесь, которую Гхажш, впрочем, задёргивать не стал. Маленькое зарешеченное оконце в стене не добавляло ни света, ни свежести и, вообще, непонятно, зачем было сделано.

    Не успели мы присесть, как из факельного полумрака вслед за нами появилась необхватной толщины тётка в засаленном переднике с огромным подносом в руках, заставленным множеством блюд и кружек. Не говоря ни слова, она сгрузила с подноса на стол блюдо с ворохом свиных ножек и кучей тушёной капусты, чашку с луковой подливкой, две плоских пресных лепёшки, четыре кружки с пивом и также молча удалилась.

    Против ожидания, ножки оказались не только съедобными, но даже и вкусными. Не домашнее приготовление, конечно, однако близко к тому. Вот пиво меня по-настоящему разочаровало, впрочем, я о нём уже говорил. Гхажш же хлебал его, нисколько не морщась.

    – Хочешь сойти за своего, – сказал он мне, – делай то, что делают остальные. В моей работе приходится делать вещи и похуже. Вот тяпнешь пару кружек, и оно тебе покажется не таким уж плохим. Ты лучше не ножки пивом запивай, а, наоборот, пиво ножками закусывай. Тогда пойдёт. Всё, что из свинины, у Кабана неплохо готовят.

    – А поприличней мы места не могли найти? – спросил я. – Или здесь все места такие?

    И с тоской вспомнил «Гарцующий пони». Я был там лишь один раз в жизни, и тогда заведение Маслютика показалось мне местом жутким и развратным. Теперь-то я понимал, что по сравнению с «Глухим кабаном» «Гарцующий пони» – просто образец приличия и благопристойности.

    «Есть здесь места поприличнее, – Гхажш внимательно оглядывал зал. – Для господ начальников и просто для тех, кто брезгует в места, вроде этого, ходить. Но мне с человечком одним встретиться надо, потрепаться кое о чём. Встреча здесь назначена. Для моей работы такие заведения – лучше не придумать. Никто ни на кого внимания не обращает, никто не подслушает».

    Тут он был прав. Даже если бы мы с ним орали во весь голос, в слитном гуле множества пьяных мужских голосов, задавленных женских взвизгов, стуке сдвигающихся кружек и скрежете ножей о тарелки нас вряд ли бы кто услышал далее двух шагов. А то и одного.

    Заедая отвратное пиво пряной свининой, я смотрел в зал и думал о том, как странно устроена жизнь. Вот сидит рядом со мной орк – тайный лазутчик и убийца, выкравший меня едва ли не с порога собственного дома, обделывающий здесь какие-то свои, непонятные мне тёмные дела. И к нему я испытываю гораздо более тёплые чувства, чем к этому серо-зелёному воинству, которое вроде бы должно меня защищать от таких «огненных крыс», как Гхажш. Я не мог понять, как же оно так оказалось, что не только Гхажш, но и Огхр, и едва не убивший меня Гхай, и даже страшный дедушка Угхлуук вдруг оказались мне дороже, ближе и понятнее, чем эти пьяные люди, на которых я и смотреть-то не мог без отвращения.

    Размышления мои прервал вежливый вопрос, произнесённый на Всеобщем, но с роханским произношением: «Простите великодушно, хорошие фреас, можна ли мне с вами присесть, поговорить?»

    – Нельзя, – грубо ответил Гхажш, не отрываясь от еды.