– Видали, Галактионыч, – сказал он, идя со мной рядом по лесной тропинке. – Матрена-то Степановна: сама опохмелиться поднесла… Завсегда так. Ругать ругает. Нашего брата не ругать невозможно, пьяницу…

– Ну, какой вы пьяница, – ободрял я.

– А добрая… И Флегонт Семеныч (наставник) – он ведь тоже… конечно, не без слабости… И опять – бедным они действительно помогают… Это надо говорить. Наши, церковные то есть, этого не знают. Ну, опять насчет табаку и водки.

– А что же это за вера? – спросил я.

– Вера эта – как вам сказать… рябиновая… Постойте, не смейтесь. Я вот объясню, только я и сам, признаться, не очень… Видите: было когда-то, говорят, соловецкое сидение…[2 - Соловецкое сидение – здесь имеется в виду девятилетняя осада (1667–1676) войсками царя Алексея Михайловича Соловецкого монастыря, не желавшего подчиниться указу о централизации церковного управления.] При царе Иване Грозном.

– При Алексее Михайловиче.

– Ну, вот-вот. Стало быть, знаете.

– Про соловецкое сидение знаю.

– И это правда?

– Да, это историческое событие.

Андрей Иванович пытливо и вдумчиво посмотрел мне в глаза. По своей натуре он был склонен к крайностям: все признавать или все отрицать. Теперь его озадачивало то обстоятельство, что некоторые утверждения рябиновой веры оказывались справедливыми…

– Та-ак… стало быть, и вы можете подтвердить… и, значит, за веру их мучили и разогнали… Иноков которых побили и бросили в море, а один монашек спасся… И, значит, святыню всю ихнюю тоже захватили, а тот монашек унес с собою один только крест. И шел перед ним тот крест лесами, и горами, и долами… И вроде как бы свет от него… Ну, скажем так: может, он сам тот крест нес в руках и свету не было. Прибавлено. Так?

– Очень вероятно.

– И пришел, значит, на Каму, к верным людям, и говорит: «Нет уже более святыни на всем свете. Только и осталась одна – вот этот крест! Остальные запечатали печатями. И кто, говорит, помолится на такую икону с печатью – и тот пропал в сей жизни и в будущей… Молитесь сему единому кресту». Может это быть?

– Что монах мог притти и говорить – это очень вероятно.

– Ну, хорошо. Значит, стали кланяться этому кресту… Видели вы: у нас божничка все одни кресты.

– Да, видел.

– То-то. Ну, впоследствии, конечно, этих людей размножилось, а крест один. Стали делать другие кресты – нельзя же без святыни. Тут вот и вышел спор. В писании, значит, сказано так, что крест был сделан из трех дерев: из сосны, и певги, и кипарису. Теперь сосна и кипарис – деревы известные, а что такое певга?

– Этого я не знаю.

– Ну, и они не знали. Одни говорят одно, другие – другое. А между прочим – оказывается, что это есть рябина. Стали делать кресты из рябины… Вот и пошло рябиновское согласие. На Каме, в Чистополе много. Самые коренные… И у нас. Вот дедушка Мини у них был при моленной. Миня так в моленной и вырос. Тоже эти кресты делал, писать иконы тоже выучился…

– Да ведь они икон, вы говорите, не признают.

Андрей Иванович с некоторым удивлением посмотрел на меня, как будто раньше не замечал этого противоречия.