— А вообще их было, конечно, больше.
— Хорошо. Что произошло дальше?
— Нас подвергли санобработке. Это обычная процедура, которая проводится по прибытии на колонию. А затем проводили в помещение для временного содержания.
— Помещение было предназначено для удержания ушельцев под замком?
Раскин поежился. Он непрерывно ощущал на себе взгляд покрытых черной поволокой глаз бывшего командира Восьмой станции.
— Да, господин подполковник.
— То есть, господин колонизатор, вы подтверждаете, что ушельцы удерживались людьми полковника Шнайдера насильственно?
— Я… у них ведь не было другого выбора… — забормотал Раскин. — Они ведь не могли пойти, куда глаза глядят…
— Говорите громче, господин свидетель! — прикрикнул на Раскина темнокожий судья. — И отвечайте по существу. Продолжайте.
— Спасибо, господин Экзекутор. Да или нет, Раскин? — обвинитель занял пространство между «эшафотом» Раскина и Трибуналом. Он заложил руки за спину и принялся раскачиваться, переминаясь с носка на пятку.
— Да.
— Что — да?
— Они содержались насильственно.
— Удерживались, — поправил подполковник, наклонившись при этом слегка вперед, как школьный учитель, принимающий ответ с места. — Хорошо, Раскин. Идем дальше. Зачем удерживались? Наверняка подсудимый проникся, гм… доверием к коллеге-мутанту и поделился с ним своими замыслами. Я правильно говорю, свидетель?
— Правильно. Он хотел найти лекарство, чтобы излечить людей от Грибницы.
— Но говорил ли вам полковник Шнайдер, каким образом организована работа его исследовательского отдела? Имелась ли у ученых культура Грибницы в свободном состоянии, без симбионта?
— Я не знаю. Полковник мне об этом ничего не говорил.
— Хорошо! — вновь потер руки обвинитель. — Согласно протоколу, во время обыска базы полковника Шнайдера — так называемой «Восьмой станции» — в ее лаборатории и в остальных помещениях Грибницы в свободном состоянии не обнаружено. Это позволяет сделать вывод — завербованные Шнайдером ученые проводили эксперименты над живыми людьми — носителями Грибницы. Что подтверждается и лабораторными паспортами, файлы которых удалось восстановить после стирания на компьютерах Восьмой станции. Собирался ли полковник Шнайдер вести боевые действия против Федерации или против Треугольника?
— Я не могу ответить, — поперхнулся Раскин, — но…
— Но?
— Он остерегался нападения военных кораблей Федерации.
— Он собирался отражать нападение, случись такое, используя силу?
— Не знаю.
— У полковника была возможность отразить атаку?
— Подтверждаю. И…
— И?
— Вероятно, средства для симметричного ответа. Полковник говорил о намерении отправить в пространство союзного государства — Треугольника — атомные бомбы на гипердрайве.
Раздался грохот. Кто-то из журналистов, сидящих за шеренгой голограмм-операторов, уронил на пол микрофон.
— У обвинения больше к свидетелю вопросов нет, — подполковник кивком выразил свидетелю свою признательность.
— Защита? — спросила еще более утомленным голосом женщина-судья.
— Склоняя вас к сотрудничеству, — начал майор с гаденькими интонациями, будто Шнайдер склонял Раскина не к сотрудничеству, а интимным связям. В их-то возрасте… — чем мотивировал свои действия полковник?
— Ну, он сказал, что выполняет приказы независимой ветви Колониального командования… — начал Раскин, подбирая слова. |