— Что ты… предлагаешь? — едва ворочая языком, спросил Раскин. Пиво — это чудо. Мозг ясен, как день божий, мысль стремительна и четка… но язык! Дьявол побери этот язык! Что студень в тесной миске ротовой полости.

— Гульнуть хорошо напоследок, — ответил Аксель и, причмокнув, затянулся. — Оторваться, — выдохнул он вместе с дымом, — поиметь кого-нибудь. И, может, не один раз…

— К-кого поиметь? — Раскин поморщился. К его горлу подступила нежданная тошнота. Он сглотнул.

Виктор и Аксель засмеялись. Вернее, заржали.

— Эти сволочи нас ненавидят, — ответил Виктор. — „Бей ушельца! Держи ушельца!“ Покажем им, кто мы есть на самом деле. Покажем, чтоб эти засранцы запомнили…

— Не ссы, старик, — развязано проговорил Раскину Аксель. Его тон разительно отличался от внешнего вида. О таких, как он, чаще всего говорят: „Вот никого бы не подумал!“ — Ты же — боевой мутант, штурмовой колонизатор, — талдычил Аксель, в доушельцевской бытности — проштрафившийся карточный шулер, — чего тебе бояться? Выберем захолустье какое-нибудь и оттянемся по полной. По законам Земли, нас не су-щест-ву-ет. Так-то, дядька. А завтра-послезавтра мы все равно будем на какой-нибудь… э… как ее? Александрии, да? Или этой, бль…

— Доступно говорю, — подхватил Виктор, — у нас все схвачено. Пацаны пойдут, человек семь, молодежь подтянется, весело будет. Иметь, конечно, никого не станем, — мы ведь не звери, — но красного петуха пустим. Давай с нами? Не бросай компанию, а?

Раскин закрыл глаза.

„Все, в номер, немедленно в номер! Промыть желудок и спать!“»

Раскин споткнулся. Рикардо выругался и приложил его кулачищем по спине. Скрипнули стиснутые зубы.

Конечно, эти придурки: Виктор, Аксель и остальные могли набедокурить. Но убить, а тем более вырезать — если этот темнокожий не врет, — целую деревню, определенно, кишка у них была тонка. Он знал, он чувствовал это. Наверняка здесь побывала другая группа. Еще более озлобленных и подорванных ушельцев.

— Ничего-о, — тянул свое Рикардо. — Хоть вы уже и не находитесь в правовом поле Земли, и законы для вас не писаны, но и они же вас не защищают.

Раскин промолчал. Он покорно шел впереди Рикардо, словно теленок — на убой.

— Сколько, ублюдок, скажи мне, сколько Треугольник платит за кусок нашей планеты?

— В ход пошла агитационная литература. Верно? — говорить стало нестерпимо трудно. Словно держать в себе рвущуюся наружу тошноту. Метафорическая «пружина» внутри сжалась почти что до предела. Вот-вот, и она выпрямится, стремительно, со взрывом; выстрелит потоком энергии по органам и тканям. — Слишком мало за то, что я больше не увижу таких кретинов, как ты, амиго.

Рикардо сначала хохотнул, а затем насупился.

— Ты знаешь, что после каждого отбытия на Земле появляются от трех до восьми новых обигуровских спор?

Паршивый был из парня оратор. Минимальное знание и без того дурно попахивающего материала пропагандистских брошюр. Минимум веры в говоримое. Зато в наличии преогромная жажда приключений и развлечений. «Земля — развеселая планетка, — думал Раскин. — Деградация и вырождение. Одни — существа вне закона, рыщут по всему земному шару, выискивая возможность „оторваться по полной“. Другие их ловят и, прикрываясь разговорами о высоких целях… Интересно, что же они все-таки делают с ушельцами? Не убивают же? Чушь какая-то… Во всем — ненависть.