— Все устроено. Дело лишь за тобой.

— Я… я ничего… не понимаю.

— Сначала скажи, — спросил маркиз, — как ты добралась сюда из Чессингтон-холла без денег, в одном домашнем платье?

Улыбнувшись, Ула чуть отстранилась от него.

— Посмотри на меня.

Взгляд маркиза не отрывался от ее лица.

— Смотрю, — сказал он. — Я почти забыл, какая ты красивая: такая милая, нежная, чистая! Моя бесценная, как выразить мне всю свою любовь, как сказать тебе, насколько ты не похожа на всех прочих женщин?

— Ты… говоришь это… серьезно? — прошептала Ула.

— Я многое хочу сказать тебе, — ответил маркиз, — но время не терпит. Не можем же мы стоять здесь до конца жизни.

Внезапно до Улы дошел комизм происходящего.

Маркизу Равенторпу, владеющему множеством роскошных особняков, приходится признаваться в любви, стоя на чердаке под низкой крышей в окружении сломанных стульев и всякого хлама.

Затем она посмотрела ему в глаза и поняла, что всякое место, где они с ним будут рядом, превратится в храм Красоты.

Ее любовь к нему не знает границ, и неважно, где звучит его признание — на чердаке ее скромного родного дома или в бальном зале Равенторп-хауза.

— Я люблю… тебя, — прошептала Ула, и по выражению в глазах маркиза без слов поняла силу ответного чувства.

— Я не хочу выпускать тебя из объятий, — сказал маркиз, — а все остальное не имеет значения. Но нас ждет много дел, а ты еще не ответила на мой вопрос.

— Ты не посмотрел на мое платье.

Маркиз окинул ее взглядом: бархатный корсаж, белая блузка, пышная красная юбка.

— Цыгане! — воскликнул он. — Ты была у цыган!

— Они привезли меня сюда и разбили табор на поле, где всегда останавливались цыгане, когда я еще была маленькой.

— И они тебе ничего не сделали? — встревожился маркиз. — Ты не боялась?

— Нет, конечно же! — улыбнулась Ула. — К тому же я им прихожусь кровной сестрой.

— Когда-нибудь ты обязательно обо всем мне расскажешь, — сказал маркиз, — а сейчас нас ждет викарий, преемник твоего отца.

Поцеловав девушку в лоб, он добавил:

— Милая моя, как только ты станешь моей женой, никто не посмеет оскорблять и обижать тебя, а если кто-нибудь попытается отнять тебя у меня, я его убью!

Ула лишь смотрела на него, и глаза ее, округлившись, казалось, заполнили все лицо. Наконец она едва слышно промолвила:

— Мне не верится… что ты… действительно хочешь… жениться па мне!

— Я хочу сделать тебя своей женой, — решительно заявил маркиз. — Только так я смогу быть уверен, что ты никогда не покинешь меня и мне не придется переживать, гадая, где ты, не находя себе места от страха. Хватит с меня последних десяти дней.

— Неужели прошло уже десять дней? — спросила Ула.

— Мне показалось — десять столетий, — воскликнул маркиз, — но после того, что сказал мне Вилли, я знал, что ты непременно придешь сюда, и мне оставалось только ждать.

Он улыбнулся, и Ула вдруг обратила внимание, что циничные складки у него на лице разгладились, а в его голосе, когда он заговорил, зазвенели мальчишеские нотки:

— Пошли! Поторопись! Мы тут с тобой болтаем, а внизу тебя ждет платье.

— П-платье?

Но Равенторп уже тащил ее за руку к узкой лесенке.